Юлия Латынина, «Код доступа». - Рамзан Кадыров вдруг заявил, что часть Ингушетии – это исконные чеченские земли. А поскольку Ингушетия маленькая, то, собственно, это составляло практически 2/3 территории Ингушетии. И напомню также, что Чечено-Ингушская АССР при Советском Союзе была единой, то есть очень трудно все это дело разделить.

Ну, все это упирается в безграничную экспансию, которая свойственна чеченскому руководству, и плохие отношения Кадырова с Евкуровым, которые, собственно, начались потому, что Евкуров не спускает ему то, что спускают другие. Там были некоторые очень смешные эпизоды. Они начались, собственно, с того, что приехал Евкуров куда-то в Чечню, ему не дали выступить. Пошел на какое-то совещание – не пустили его охрану. Другой бы на его месте утерся, потому что Рамзана все боятся. А когда Кадыров приехал в Ингушетию, случилась ровно та же самая история: его охрану не пустили. Это не вопрос мелочности, это вот там вопрос, ты боишься Кадырова или не боишься, или ты отвечаешь ему тем же.

Непосредственным спусковым крючком в данном случае кадыровских заявлений послужил взрыв, который случился в Ингушетии в доме, в котором жили боевики. Потому что Кадыров немедленно сказал, что этот взрыв случился из-за спецоперации, мол, они следили за ними, их ликвидировали. А Евкуров – ну, мне трудно судить, прав он в данном случае был или нет, говоря это. Даже если это правда, Евкуров сказал, что никакая это была не спецоперация, а просто взорвалось случайно. Ну, вот, после этого Рамзан говорит «А вы отдайте нам землю».

Что мне в этой истории неприятно? 3 вещи. Вы знаете, ведь, в свое время Руслан Аушев, бывший президент Ингушетии мог бы зафиксировать эти границы на любом месте, котором бы он хотел – для этого ему 2 вещи было достаточно: а) не принимать чеченских беженцев и б) согласиться на войну 1999 года.

Ведь, тогда Аушева чуть ли не лично Путин уговаривал, там вот была бумага о том, какой плохой Масхадов, ее надо было подписать, и Аушев сказал «Я эту бумагу не подпишу», вернулся в Ингушетию, показал эту бумагу, сказал «Я ее не подпишу. Братский народ». Потом устремились в Ингушетию чеченские беженцы. Генералы российские закрыли границу. По приказанию Аушева лично ее открыли. И это делал человек не мятежный, это делал российский генерал, который, между прочим...

Знаете, вот, мало кто знает, в конце 90-х был такой эпизод у Аушева. Там в этот момент в Ингушетии тоже было очень много арабских эмиссаров, настоящих, вот тех самых. Так вот собрали всех глав администраций и сказали, что «В тех селах, в которых есть арабский эмиссар, вы за них лично отвечаете, что вы их доставите такого-то числа к самолету». И их доставили, 34 человека было, 32, по-моему, доставили к самолету, этот самолет отослали в Москву. Более того, это было в 1998 году (я сейчас в точности вспомнила), и там была еще очень маленькая смешная деталь, потому что этот самолет у Аушева был согласован с Масхадовым. Масхадов тоже должен был погрузить своих арабов и послать с глаз долой. И вот в тот момент, когда этот самолет уже стоит под порами и ингушские арабы сидят в этом самолете, звонит Масхадов и говорит «Ты знаешь, извини, меня тут только что взорвали. В общем, не будет моих арабов. Отправляй своих сам».

То есть это я к тому, что был человек, преданный одновременно России и вайнахам, абсолютно благородный, стопроцентный горец и стопроцентный русский офицер. И вот печальная история заключается в том, что его благородство не окупилось. Ингушетия сейчас сидит с этой границей как, прости меня...

Второе. Ну, честно говоря, на Кавказе, ведь, все территориальные претензии переживаются очень сильно.

Теперь представьте себе, 2 соседних народа, практически однокоренных народа, практически один и тот же народ. Ингуши, у которых чеченцы жили в статусе беженцев... Я знаю человека, у которого жило 160 чеченских семей, что-то в этом роде – я забыла точную цифру. Да? Вот, он их кормил, поил. И когда к нему пришли московские менты и сказали «Да ты тут боевиков кормишь», он сказал «А пошли вы туда-то», потому что это были несчастные люди, он не мог их прогнать. И он даже не стал выяснять, кто там.

И вот эти люди, которые тогда так принимали своих братьев, вдруг слышат, что вожак этих братьев говорит «А теперь ваши дома, ваши земли нам отдайте». Это переживается еще гораздо тяжелее, чем Курилы.

И третье, что меня потрясло. Меня потрясло, что в эту историю не вмешалось российское руководство. Как это так? Такие вещи нельзя говорить. Пересмотр любых границ на Кавказе – это караул! Максимальный уровень ответа, который мы слышали, - это Хлопонин, да? Какой авторитет из себя Хлопонин представляет для Кадырова? Где Кадыров и где этот самый, как его, Хлопонин?

И четвертое (уж я не могу не добавить свои 5 копеек). Вот, когда я услышала эту историю, кто у кого охрану куда не пускал, я вспомнила совершенно точно тот же самый эпизод в «Хэйкэ Моногатари» – это великий японский эпос XI века. И я подумала. Вот, по другую сторону хребта есть Грузия, Что Грузия обсуждает? «У нас, оказывается, в тюрьмах пытают заключенных». Это обсуждение западной нации. Это то, что обсуждает нация в XXI веке. А как строится политика по другую сторону хребта? Кто у кого охрану не пустил как в XI веке в японском феодальном государстве.

Я не хочу сказать, что это неправильно, что охрану не пускают. Это правильно. Когда вы живете в феодальных терминах и при феодальном строе, вы ведете себя так, как японские самураи XI века. Но проблема-то в том, что сейчас XXI-й.

ИСТОЧНИК: "Эхо Москвы", Код доступа от 23.09.2012