Первый президент Ингушетии (1993–2002 годы). Герой Советского Союза. С 1991 года возглавляет Комитет по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ.
Руслан Аушев окончил Орджоникидзевское общевойсковое командное училище. До 1980 года служил на Северном Кавказе.

В 1980-е годы Руслан Аушев почти пять лет провел в Афганистане в составе Ограниченного контингента Советских войск. За службу в Афганистане ему присвоено звание Героя Советского Союза. В 82 году Аушев приехал в Россию, окончил Военную академию имени Фрунзе и вернулся в Афганистан. Был тяжело ранен у перевала Саланг, но продолжил службу в Афганистане.
После Афганистана Руслан Аушев служил в Дальневосточном военном округе.
В 1989 году Руслан Аушев стал народным депутатом Советского Союза от Приморского края.. Тогда же поступил в Военную Академию Генштаба. По окончании – в 91 году – Аушеву присвоено воинское звание генерал-майора. Тогда же он назначен председателем Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете министров Советского Союза, позже преобразованного в комитет при президенте Советского Союза, а потом – в Комитет при Совете глав правительств СНГ. Руслан Аушев возглавляет Комитет по сей день.
В 1992 году Руслан Аушев был назначен заместителем главы Временной администрации Ингушетии. Он добивался возвращения ингушских беженцев в Пригородный район, но его призывы в Москве и Северной Осетии услышаны не были. Тогда, в конце 1992 года, он подал в отставку. Тогда же в Ингушетии стартовала кампания по сбору подписей за выдвижение Аушева на пост президента республики.
На выборах 1993 года за Руслана Аушева проголосовали почти сто процентов ингушских избирателей, он стал первым президентом республики. Был переизбран на пост президента в 1998 году.
В мае 2000 года президент Владимир Путин подписал указ об увольнения Руслана Аушева в запас в звании генерал-лейтенанта.
В декабре 2001 года Руслан Аушев досрочно покинул пост президента Ингушетии.
Во время террористического акта в Беслане в 2004 году Руслан Аушев вел переговоры с террористами в здании школы, после чего они отпустили 11 женщин и 15 детей.
В 2008 году жители Ингушетии начали собирать подписи под обращением к президенту России Дмитрию Медведеву, чтобы вернуть Аушева на должность президента Ингушетии. Обращение подписали больше ста тысяч человек, то есть более половины всех ингушских избирателей. Однако их кампания успехом не увенчалась, а у некоторых активистов даже проходили обыски, во время которых подписные листы конфисковали.
Руслан Аушев женат, у него четверо детей: два сына и две дочки.
Людмила Телень: В одном из своих интервью вы сказали: "Мужчина не должен показывать свою слабость к женщине или в уличной драке. Но в политике, когда ты ошибся, ты можешь и должен сказать: это было ошибкой. Это не слабость – это мужество". Вам часто приходилось признавать свои ошибки?
Руслан Аушев: Я их признавал. Но должен сказать, что в политику я попал случайно, когда в 1992 году возник конфликт между ингушской и осетинской частью населения Северной Осетии. Республика Ингушетия существовала только на бумаге: не было еще ни парламента, ни руководителей. Ситуация была тяжелая: беженцы, выстрелы, горящие дома, чрезвычайное положение. Меня назначили заместителем главы администрации Сергея Шахрая. Я занимал этот пост, пока не узнал истинной цели всего этого конфликта.
Л.Т.: Какова была истинная цель?
Р.А.: Ингуши с осетинами веками жили вместе. Но почему именно в тот момент произошел конфликт? Мой анализ привел к тому, что истинной задачей было вытащить Дудаева (Джохар Дудаев – первый президент Чеченской республики – РС) из Грозного. Замысел был простой: ингуши просят Дудаева о помощи, он соглашается, и тут федеральные структуры обвиняют его в агрессии и применяют к нему силу, таким образом решая вопрос Чечни. Но Дудаев объявил, что он не вмешивается во внутренние дела России. К тому моменту он уже объявил Чечню независимой. Помню, как в ноябре 1992 года говорил Егору Гайдару: вы не понимаете, куда втягиваетесь. Он дал команду – и федеральные войска остановились на границе Ингушетии с Чечней. Вот в такой обстановке я подал в отставку, понимая, что меня тоже втягивают в эту непонятную для меня игру на Кавказе.
Елена Власенко: Почему Владимир Путин начал свое президентство с того, что уволил вас в запас, а потом подписал указ о вашей отставке с поста президента Ингушетии?
Р.А: В 1999 году я понимал, что уже не вернусь в Вооруженные силы. Не совпадали наши взгляды с Трошевым (генерал-полковник Николай Трошев командовал федеральными войсками в Чечне и Дагестане – РС): я считал, что были возможности и без войны решить проблемы. И 29 октября 1999 года, когда мне исполнилось 45 лет, я написал Ельцину рапорт об отставке. Он лежал до прихода к власти Путина, и в мае 2000-го года вышел указ о том, что я уволен из Вооруженных сил, кстати вместе с Борисом Громовым.
В Ингушетии должны были состояться выборы президента и парламента. По закону, парламент и президент не должны избираться одновременно. Я сказал: или парламент должен распуститься, или я должен отойти в сторону. Парламент провел совещание: только председатель Руслан Плиев изъявил желание сложить полномочия, все сотальные отказались. Я не собирался баллотироваться и согласился отойти в сторону. Никто на меня не давил. Для всех это было неожиданностью.
Л.Т.: Почему вы не хотели баллотироваться?
Р.А.: Десяти лет на посту президента достаточно. Помню, как в конце своего президентства я на своем "Мерседесе" залетел в яму и проскочил ее. В начале моего президентства около этой ямы должны были бы собраться все, кто отвечает за дороги. И все должны были привести ее в порядок. Я понял, что начал меньше обращать внимания на проблемы. Человек привыкает к должности. Два раза по 4-5 лет – это нормальный срок, чтобы не испортиться.
Е.В.: Вы построили то, что хотели?
Р.А.: Все, что хочешь, построить не сможешь. Но основы государства были заложены. Самое главное – была принята конституция, гимн, флаг, начато строительство столицы. Республика представлена в Госдуме и Совете Федерации. У нее начало появляться свое лицо. Об этом Ингушетия мечтала все годы своего существования. Стали завязываться экономические отношения, начался приток капитала.
Е.В.: Вы неоднократно говорили, что политика Москвы в отношении Кавказа с начала 1990-х принципиально не изменилась. По-прежнему это силовые методы, насилие, вливание денег и, как следствие, радикалиация. Вы не жалеете, что ушли в такой ситуации?
Р.А: Я, имея опыт Афганистана, никогда не мог даже в кошмарном сне представить, что на Кавказе будут две чеченские войны и осетино-ингушский конфликт. Остались имперские замашки. И Кавказ остался в прежнем положении.Л.Т.: Был шанс предотвратить первую и вторую чеченские войны?
Р.А.: Конечно, был. В первой чеченской войне главным лицом был Дудаев, во второй – Масхадов (Аслан Масхадов – второй президент Чеченской республики – РС). В ноябре 1994 года, когда все попытки провести переговоры не увенчались успехом, Дудаев вышел на меня: "Руслан, постарайся объяснить Ельцину, что я готов прилететь в Москву, и мне хватит двадцати минут, чтобы с ним договориться". Я разговаривал с Коржаковым. Тот сказал, что убедить Ельцина не может. Мне Ельцин сказал, что с бандитами не разговаривает. Это был конец ноября. 11 декабря войска вошли в Чечню… За двадцать минут мы могли бы решить все проблемы, и не было бы трагедии. Многие люди были бы живы.
В 1999 году, когда Басаев пошел на Дагестан, Масхадов прислал руководителям северокавказских республик план: он готов был вместе с федеральными и республиканскими силовыми структурами под руководством федерального генерала бороться с террористами. Мы передали его слова министру по делам национальностей Михайлову. Он сказал, что безопасность при переезде Масхадова в Магас не гарантирует. Но мы продолжали переговоры с Масхадовым... Но в это время Чечня уже была блокирована, и шла бомбардировка Грозного.
Л.Т.: Кто был заинтересован в обеих чеченских войнах? Кто получил наибольшую выгоду?
Р.А.: Трудно сказать. Я убежден, что в первую войну под шумок занимались приватизацией. Она резко началась и резко закончилась, пока страна смотрела на Кавказ. А в это время отдельные люди вовсю занимались залоговыми аукционами.
Л.Т.: А кому была выгодна вторая война?
Р.А.: Надо спросить у Березовского Бориса Абрамовича.
Л.Т.: А у Путина Владимира Владимировича?
Р.А.: Владимир Владимирович тоже знал об этом. Я так и не понял, зачем Басаеву надо было идти в Дагестан. Когда Масхадов поехал к президенту Дагестана Магомедали Магомедову извиняться за своего подчиненного, на границе с Дагестаном его не пустили.Е.В.: В Интернете популярна фотография: Кисловодск, 2001 год, вы жмете руку Владимиру Путину. Сегодня бы пожали? Остались ли политики, которым можно пожать руку после их бездействия в отношении бедствий Кавказа?
Р.А.: У меня должность сегодня – председатель Комитета при Совете глав правительств СНГ. Владимир Владимирович - председатель правительства РФ. Я обязан выполнять некоторые его указания и в рабочем порядке решать те проблемы, которые стоят перед комитетом.
Е.В.: Почему вам не удалось убедить Кремль в том, что силовые методы на Кавказе ни к чему хорошему не ведут?
Р.А.: Между первой и второй войной многие генералы и офицеры российской армии злились на то, что их остановили. Действующие лица – Шаманов, Казанцев – между собой говорили, что если бы Ельцин их не остановил, они бы проблему решили. Они с удовольствием пошли на вторую чеченскую войну. Политическое руководство об этом знало.
Л.Т.: Кто из российских политиков выиграл от второй чеченской войны?
Р.А.: Проиграли те жители, у которых родные и близкие погибли. А кто выиграл? Казанцев стал полномочным представителем президента в Южном федеральном округе, многие стали героями…
Л.Т.: Владимир Владимирович стал президентом.
Р.А.: Да.
Е.В.: Что имело больший эффект – ваша работа на определенной должности или ваша отставка в знак протеста? Таких было несколько.
Р.А.: Я не пытался кривляться. Я действовал так, как говорила моя совесть. А она говорила, что нужно не мараться в этой политике.
Л.Т.: Кремлевские политологи сегодня говорят, что отношения между Москвой и Грозным или еще точнее между Владимиром Путиным и Рамзаном Кадыровым – это пример для Кавказа, идеальные отношения между федеральным центром и кавказской республикой. Вы так считаете?
Р.А.: Если бы у меня были такие отношения с Борисом Николаевичем, я, может быть, больше бы сделал. Конечно, каждый руководитель республики хочет особых отношений с федеральным центром. Тем более что через эти отношения поступают и финансирование, и другие льготы. Поэтому хорошие отношения надо поддерживать.
Л.Т.: Вы думаете, что Кадыров сумел ликвидировать те настроения в Чечне, которые были после двух войн? Я уже не говорю о сталинской депортации.
Р.А.: Сталинскую депортацию никто и никогда в жизни не сможет заставить забыть. Это на века. Как и войны. Дети, которые приехали из Грозного, Назрани, Дагестана и живут в Москве, падают под кровать, когда пролетают вертолеты и самолеты. Очень много людей с расстроенной психикой. Очень много детей-инвалидов. Нет ни одного человека в Чечне, у которого родственник или не погиб, или не был ранен. Такое никто не забывает.
Е.В.: Теракты в Беслане, на Дубровке – это последствия войны. Кто, на ваш взгляд, несет ответственность, во-первых, за эти теракты, во-вторых, за то, что люди не солидарны с жертвами терактов и войн?
Р.А.: В свое время мы говорили, что последствия будут именно такие, что будут беженцы, а нестабильность наступит на всем Кавказе. В первую войну теракты были только в Буденновске и Первомайске, не было смертников. Во вторую они появились, теракты были совершены по всей России. Те, кто с 1994 года планировал лихо пройтись по Кавказу, должны взять на себя ответственность за последствия этой войны.
Е.В.: Этому государству вы двадцать лет объясняли вред насилия. И ничего не изменилось.
Р.А.: Не только я. Многие говорили, что такую политику на Кавказе проводить не надо. Смысл государства появляется тогда, когда у него есть институты, которые могут заставить государство выполнять свои обязанности. Что сегодня может Совет Федерации? Ничего. Что может Госдума? Она может принять некое заявление. Президент страны прислушается к нему? Нет. Кстати, Совет Федерации образца девяностых, когда туда входили руководители регионов, решил очень много проблем.
Л.Т.: После вас на пост президента Ингушетии пришел Зязиков. В республике сложилась такая ситуация, что люди были готовы просить вас вернуться.
Р.А.: Мы спршивали федеральный центр: зачем вы опять экспериментируете с Ингушетией? Раз мы говорим, что нужна стабильность, зачем вы навязываете Зязикова? Итоги мы видели. Ингушетия была по сути отдана на откуп боевикам, республику раскачали.
Л.Т.: В какой ситуации вы согласились бы вернуться в Ингушетию в качестве ее лидера?
Р.А.: Что касается Ингушетии, то пока я не вижу таких обстоятельств. Если в Ингушетии будут события, подобные конфликту 1992 года, я, конечно, буду со своим народом. Когда в 2008 году ранили Юнус-бека Евкурова, я заявил, что на время его лечения готов приехать, возглавить республику и помогать ей в это тяжелое время. Парламент и правительство сказали: "Руслан Султанович, спасибо – не надо".
Л.Т.: Представим невозможное: никто никого не назначает, а через два года объявляют свободные выборы в Ингушетии.
Р.А.: Вы знаете, что такое быть президентом на Кавказе? Афганистан для меня просто детский сад по сравнению с тем, что было в Ингушетии.
Л.Т.: А если президнетом России?
Р.А.: Что такое быть президентом? Если закрыть глаза и представить Россию от Камчатки до Смоленской области и сверху вниз, так это надо какое иметь сердце, чтобы управлять этой страной?! Когда тебе каждый день докладывают – там утонуло, там погибло, там началось, там отстреляли... Человек, который хочет залезть в эту петлю, в эту золотую клетку, точно больной.
Л.Т.: Вас часто приглашают в Кремль, когда обсуждают вопросы Кавказа?
Р.А.: С момента ухода с поста президента Ингушетии я был в Кремле один раз, когда отмечали десятилетие Госсовета.
Е.В.: Интересны контраргументы, которые вам приводили за эти 20 лет. Как Владимир Путин объяснял вам свои методы на Кавказе? Или у вас с ним не было таких разговоров?
Р.А.: Не было. Просто я доносил свою точку зрения так, как можно было доносить. Раньше СМИ были более доступны.
Е.В.: Тем не менее, вы работаете с ним в комитете. Во время вашего общения никогда не заходила речь о политике центра на Кавказе?
Р.А.: Не входит в мою компетенцию как председателя комитета обсуждать политику на Кавказе. Вы мне эти вопросы задаете, я на них отвечаю. Не задавали, я бы не отвечал.
Л.Т.: Насколько мы гарантированы от очередной кавказской войны?
Р.А.: Я считаю, что большую ошибку допустили, когда решили не избирать руководителей регионов. На Кавказе и так много проблем, а когда еще назначают президента из Москвы, возникает противостояние. А когда люди сами себе избрали президента, они сами с ним и мучаются.
Л.Т.: Возможна ли политическая ситуация, когда вы не в качестве президента, а просто в качестве Руслана Аушева захотите участвовать в политической жизни, в том числе и на федеральном уровне?
Р.А.: Не захочу. Во-первых, какая политическая жизнь сегодня в России? Во-вторых, многие политики говорят не то, что думают, им надо изгибаться. В политике очень много противоестественного для моего характера. Наконец, я заканчивал командное училище, поэтому во мне больше командирского, чем политического.
Е.В.: Но вам же приходится сейчас сдерживать себя, чтобы с Путиным не обсуждать Кавказ…
Р.А.: А что вы к Путину прицепились? Путина я вижу раз в полгода, когда обсуждаю программу комитета.
Е.В.: Прицепилась, потому что именно его многие называют среди ответственных за вторую чеченскую войну.
Р.А.: Вторую чеченскую войну начал Ельцин Борис Николаевич: и первую, и вторую. Просто был молодой перспективный председатель правительства, и ему отдали вожжи. Хотя Ельцин говорил, что для него самое больное место в его истории – это Чечня.
Е.В.: Годится ли сегодняшняя Россия для проживания ваших детей?
Р.А.: Конечно, годится. Они живут в Москве. Нормальная страна. Конечно, надо многое делать так, чтобы было удобно жить, чтобы люди жили, учились и работали здесь. К сожалению, закон не стал главным в стране. Это самое главное.