Ему было сорок два. Точнее, нет – ему недавно исполнилось сорок два, не в прошедшем времени… пока. Или даже так: «Когда он умер, ему было сорок два» – хорошее начало для некролога. Но на сегодня герой моего рассказа не умер, в том смысле, который мы привыкли вкладывать в это понятие. Хотя временами ему навязчиво казалось, что он не жив.

В принципе, так и было. Внутри себя он ощущал бескрайнюю пустыню, в которой не приживалось уже ничто живое, мерло на корню, не найдя ничего органического – один пепел. Ильяс устал от всего на свете и потух, хотя когда-то горел мощно, сильно, ярко. С детства он никогда не планировал жить дольше сорока, все, что после, казалось ему бессмысленным дряхлением. Наблюдать старательно молодящихся мужчин, убеждающих себя и окружающих, что «хоть я не так уж молод, но!» – было смешно. Он считал, унизительно – стареть, не достойно мужчины. И вот собственная жизнь миновала, сороковой рубеж, а сердце ещё настойчиво билось «тук-тук, тук-тук». Он слушал его биение каждую ночь, находясь в колючей власти бессонницы. К сегодняшнему дню ему казалось, что, кроме пустыни и этого равномерно и, как ему сказали врачи, вполне исправно сокращающегося куска мяса, не желающего перестать трудиться, – внутри него ничего нет. Во внешней жизни ничего не радовало, не вдохновляло, не волновало… Жить было бесконечно неинтересно – он просто убивал дни, последовательно один за другим. Убить время можно разными способами. Например, напиться в компании друзей. Почему не одному? Друзья к этому периоду жизни уже тоже давно были не интересны, цена дружбе была сто раз познана и поддерживать отношения не хотелось. Однако в одиночестве, даже за возлияниями время не убивалось, а растягивалось, разворачивая перед нетрезвым мозгом горизонты бесконечности. С соучастниками убийство времени было делом лёгким и необременительным. Вроде только сели, по первой накатили, а уже глядишь… за беседой да шутками ночь наступила. Ночь тоже надо было убивать, желающих помочь ему это сделать естественным способом всегда было навалом. Хоть в очередь строй. Он так и делал, вёл дневник, где, кроме рабочих встреч и деловых записей, отмечал, когда и с кем из постоянных претенденток на его тело планируется встреча, а какие дни оставить на поиск сексуальных приключений. Чтобы точно быть уверенным, что любая минута жизни уже приговорена к умерщвлению тем или иным способом. Когда-то он был женат, но супружеские ночи довольно быстро стали скучными, не приносящими желаемого бурного водоворота эмоций. Да, тогда у него ещё был этот водоворот. Всё радовало, каждая новая ночь с ее новой героиней казалась уникальной. Каждое развлекательное мероприятие в компании друзей приносило новые острые или просто интересные впечатления. Потом все стало наскучивать и он женился, потому что это было то, чего он еще не пробовал. Семейное блюдо приелось очень быстро, но в браке оставалось то, чего он ещё не попробовал, – отцовство. Друзья говорили, это стоит ощутить на себе. Тогда и ребёнка они тоже сделали, сын, как и положено настоящему мужчине, – был. Потом ещё некоторое время увлекало его строительство дома, чтобы, как говорится, выполнить полный план из популярной поговорки – и «сына вырастить, и дом построить». Правда, со временем он решил, что растить сына всё-таки лучше на расстоянии – так менее обременительно. А супругу уже давно хотелось вынести на безопасную от себя дистанцию, т. к. изменять ей только поначалу было интересно, потом постоянная ревность, шпионство и скандалы начали утомлять, а поход налево в этой связи перестал быть увлекательным путешествием. Хотелось свободы. Хочешь – делай, говорил он всегда себе и мчался по жизни, как ему хотелось думать, «свободным горячим скакуном». Его любимый певец пел: Запрягли, взнуздали мне Коней беспредела. А кони понесли, Да всё прочь от Тебя. Ему нравились его собственные кони беспредела, он любил их и нежно холил. Ему безумно нравилась эта скачка. А насчёт «да всё прочь от Тебя…» у него были свои сложившиеся отношения с Ним. По крайней мере, Ильясу казалось, что между ним и Всевышним нет никаких разногласий. Верить он верил, традиционно, как все, глубоко в душе. Представлялось, что это как раз и есть признак глубокой веры, а не так, как те, у которых за километр набожность видать. Своей верой, надёжно припрятанной на дне души, он даже гордился. Правда, он не признавал, кроме веры в душе, больше ничего из традиционного Ислама. И даже сам Ислам. Ему казалось, что там много всего напридумано, да потом еще и запутано. И сделано это людьми умными – для использования в осуществлении своих целей людей слабых и неумных. А он-то не такой. И веря в Бога, смог с ним договориться, как ему казалось, об определённых взаимных правилах. Сторона «Ильяс» не совершает тяжких грехов (никого не убивает, ни у кого ничего не ворует, чужих жён не крадёт – только берёт попользоваться, да и то, если очень сами попросят), а сторона «Бог» прощает ему взамен небольшие погрешности и приносящие удовольствие шалости. А также иногда удовлетворяет его маленькие просьбы. Всё имеет свою цену, поэтому сверх договоренностей Ильяс иногда, чтобы задобрить своего Бога, относил крупную сумму денег в ближайшую мечеть. Вот так складывалась его… «типа духовная жизнь». Сегодня Ильяс решил совершать убиение времени где-нибудь поблизости, и отправился в ночной клуб, находящийся около дома. На этом, рядовом в жизни героя нашего повествования моменте, мы пока остановимся – для знакомства ещё с одним персонажем. По удивительному (а удивительное, как известно, всегда рядом) стечению обстоятельств ему тоже было сорок два. Ему исполнилось сорок два, и он был жив – во всех мыслимых значениях этого слова. Ринат был женат, имел пятерых детей и сорок два года соблюдал Ислам. Родился в семье верующих, застал «религиозную оттепель» – когда верить стало неопасно, с огромным желанием изучил религиозные науки и никогда не приближался к совершению тяжких грехов. По милости Аллаха его духовная и семейная жизнь протекали благополучно. Они с женой и детьми успешно преодолевали посылаемые Создателем испытания и были довольны своей жизнью, религией и Господом. Уповая на то, что Он тоже доволен ими. Ринат был невероятно «светлым» и умиротворённым человеком. И существовала на свете, да и то только последнее время, всего лишь одна вещь, которая выводила его из этой умиротворённости, ввергая в гнев и дикое раздражение. Будучи всегда далёк от «тёмной стороны жизни», он вообще всегда с активным неприятием относился к грехам, не понимая, как вообще возможно – падать так низко в погоне за земными радостями. Проявления духовных болезней: алкоголизм, прелюбодеяние и т. п. были ему непонятны и омерзительны особенно. Фактически он вырос в медресе и религиозном институте, потом сразу начал работать в коллективе с верующими людьми, никогда не сближаясь с завсегдатаями злачных мест. Квартира, которую удалось недавно купить, нравилась ему всем. Близким к работе месторасположением, размером, даже ремонт от бывших хозяев был изумителен – менять ничего не пришлось. Особенно подкупала удачно низкая цена. За всеми этими плюсами Ринат просмотрел один существенный недостаток. Да, собственно говоря, в свете дня его всё равно заметить было бы и невозможно, а по ночам будущее жилье перед покупкой, согласитесь, мало кто смотрит. Поэтому-то для него было полным «сюрпризом», что симпатичное трехэтажное кафе, на которое выходят окна квартиры, с наступлением темноты превращается в ночной клуб. «Подумаешь, ерунда какая», – скажете вы. А вот и ничего подобного, потому что весь период, кроме зимы, посетители клуба предпочитали кондиционерам открытые окна и свежий ночной воздух. Ещё им нравятся балкончики, куда хозяевами ресторана были установлены столики. Чем позже было на часах, тем громче звучала музыка, тем необузданнее и шумнее становились разговоры нетрезвых клиентов в злачном местечке. Нередко случались драки. Звучал пьяный смех и пошлые шутки. Окна, где происходило основное действие, были прямо напротив окон квартиры Рината, а этажом выше располагались «нумера», где, часто прямо при включённом свете и незашторенных окнах, происходили обычные для таких мест оргии. Вместо полной нежности супружеской ночи под сонное посапывание детей, Ринату приходилось наблюдать на фоне окна чёрный силуэт супруги, качающей на руках малыша. И он злился. А когда она начинала плакать от того, как устала и хочет спать, – сам брал на руки сынишку и качал. Старшие дети тоже иногда просыпались, у семилетней дочери начались ночные страхи, хотя раньше такого не было. Ринат пробовал звонить в милицию, но там его пыл вежливо остудили. Он пошёл по соседям, но все решительно отказались что-то предпринимать. А один наиболее смелый произнёс имя хозяина заведения, и тут для настойчивого жильца злополучной квартиры стала очевидной безрезультатность попыток что-либо изменить. А также у соседей в доме уже были установлены пластиковые окна и кондиционеры. Сначала, пока деньги, оставшиеся от разницы в цене квартиры, были, окна решили не менять, потому что Эльмира, жена Рината, считала пластик вредным. А сейчас деньги уже были потрачены на покупку мебели и на столь необходимую звукоизоляцию, и взять их было негде. Безвыходность ситуации и её грязная, полная отвратительного, наглого, вопиющего греха составляющая была настолько ненавистна сердцу верующего мусульманина, что он стал мечтать и даже молиться, чтобы с клубом произошло что-нибудь ужасное. Например, чтобы в этой жизни сгорел он, а его посетители продолжили гореть и в аду. Особенно же его раздражал сосед по лестничной клетке, которого он не однажды видел входящим в этот особнячок разврата. Он уходил из дома под вечер, будучи уже нетрезвым, и возвращался под утро, чаще всего не один. Только заканчивались крики и музыка в клубе, только удавалось хотя бы немного задремать – раздавалась возня за дверью, звяканье ключей, регулярно падающих из нетрезвых рук, бормотание соседа и хихиканье, а часто и мат очередной его перепившей ночной спутницы. Ринат никогда в жизни до этого не позволял себе такой злости, такого необузданного гнева, какой охватывал его в эти ночи после переезда на новое место жительства. Видя, как он гневается, проклиная людей в окнах напротив и мужчину из соседней квартиры, его жена, живущая с ним уже более двадцати лет, испытывала изумление и даже испуг, настолько несвойственно было её мужу впадать в неконтролируемые эмоции. Таким он ей не нравился и был непривычен. Несколько раз она отважилась на робкие замечания, пытаясь донести до любимого, что такой гнев – некоторый перебор, и это вылилось в то, что супруги поссорились. В общем, переезд в новое жильё, что обычно является событием радостным, начал разрушать жизнь нашего героя, его внутренний мир и мир в доме Рината. И тут наступил Рамадан. Каждый год этот месяц проходится по сердцам верующих, стирая с них накопившуюся за год копоть, помогая вновь засиять чистотой и светом веры. Так произошло и с покорным Творцу нашим героем Ринатом. Проходя через Священный месяц, проведя его, усердствуя в поклонении, впитав напоённый благодатью воздух, этот мусульманин обрёл мир в душе и смог принять посланную ему Всевышним ситуацию как испытание для своего нафса. В один из последних дней Рамадана случилась то, ради описания чего мы и начали этот рассказ. В эту ночь Ринат как раз испытал раскаяние от мысли, что вместо того, чтобы желать людям в окнах напротив изменить свою жизнь, отвернуться от греха и стать теми, к кому будет проявлена милость Аллаха, – он желал им смерти и ада. Он совершил покаяние и попросил у Аллаха прощения. Подумав о том, как живут эти люди из окон напротив, представив, что за горечь и тоска плескается у них внутри вместо света веры,представив, на что похожи их жизни, лишённые мира-саляма в душе, он испытал чувство бесконечной жалости и сожаления к ним и решил, что вместо проклятий будет желать и молиться об их спасении от огня в жизни вечной и грехов в жизни земной. А также пообещал себе, что будет просить Аллаха, чтобы прозрел владелец этого вертепа, чтобы к следующему Рамадану на месте ночного борделя был ресторан, в котором верующие будут проводить свои ифтары. Зарядившись этой мечтой и наполнившись светом, порождённым миром в душе, Ринат собрался и пошёл на утреннюю молитву в мечеть, как он делал каждый день в этом месяце. Примерно в это же время наш первый герой, Ильяс, вышел из клуба, так и не найдя там желаемого забвения. Убить время сегодня почему-то не получилось. Удивительным образом привычных собутыльников не было и ни одной вдохновляющей на подвиги девицы тоже не нашлось. А может, просто не хотелось. Странно чувствовал себя Ильяс… У него было такое ощущение, что время взяло над ним верх, и убить его больше никогда не удастся. Так и будет тянуться сплошным грязно-коричневым пятном, иногда накрывая темнотой, а потом выплёвывая из нее обратно в жидкую лужу бытия. Всё было противно. Ничего не радовало. Ночь длилась бесконечно и нашёптывала, что она такая не последняя… Собственно говоря, последнее время такое состояние накапливалось, накапливалось… Тьма внутри становилась всё беспросветнее, всё гуще… Он сидел, «шлифуя» водку пивом и размышляя о будущей жизни: дальше он будет тёмный внутри и вокруг будет темнота со стоящим временем, которое не убить… Пока жив, он и раньше подозревал, что после сорока это уже не жизнь. Осталось только решить, как жить, когда ты уже не жив. И жить ли? На этой оптимистичной ноте Ильяс, испытывая тошноту не только физическую, но и психологическую, покинул ночное заведение… под звуки утреннего азана. Под них же он освободился от последствий неразумных возлияний и смешивания напитков и побрел к дому, искренне мечтая сдохнуть. Возле дома столкнулся с соседом. И его мутный взгляд встретился со взглядом, полным света, чистоты и… сочувствия. Медленно соображая и не очень понимая, что происходит, Ильяс обернулся и посмотрел вслед мужчине. «Куда это он? Вроде домой уже всем пора… Даже я вот бреду в свою берлогу…» Ринат немного удивился встрече, при этом у него возникло чувство неслучайности происходящего. В глазах соседа была такая невыносимая тоска и безнадёжность, что, преисполнившись жалости, он прошептал: «Пусть простит тебя Аллах и выведет на путь истины. Аминь», и поспешил дальше, любуясь красотой минаретов мечети. Ильяс, не вдаваясь в анализ своего поступка, побрел вслед за соседом. Он шёл и убеждал себя, что делает это просто потому, что необходимо узнать, куда спешит его святоша сосед. Ввот будет забавно, если он, уложив жену спать, бегает к любовнице, похихикивал он сам себе и… упорно шёл и шёл, даже когда понял куда, даже когда уже спина в белой рубашке скрылась за дверью мечети, он шел. И остановился, только услышав звуки икамата. «Куда же я иду, как же я могу в таком виде, наверное, нельзя…» А уйти тоже не получалось. И он всё стоял и стоял… Выйдя из мечети, Ринат подошёл к Ильясу и сказал: «Не получилось у тебя сегодня, да? Ну ничего – завтра получится…» Удивляясь самому себе, чужим каким-то голосом, тот ответил ему шёпотом: «Иншааллах», и заплакал… первый раз за последние сто лет… Ему было сорок два и он умер… чтобы начать жить.