Историческая и исконная Чечня, с её «этнической» территорией, есть территория Чеченской Автономной Области, первая, в 1922 году, определившаяся своей «национальной» территорией и вышедшая из состава Горской АССР, тем самым заложив основу для последующего распада этого, бывшего тогда единым, государственного образования горских народов Центрального Кавказа, в составе которого остался тот же «братский ингушский народ». Это означает, что чеченцы ещё в те времена определились со своими «этническими» и «исконными» землями, в рамках которых сами и отделились от остальных соседей, посчитав себя самостоятельным этносом, и, тем самым, первыми заимев статус национально-государственной автономии.

Поэтому, никто из чеченцев с тех пор никогда такой факт не оспаривал. А все те территории, которыми в последующем «обросла» Чечня, – как то Грозненский автономный казачий Округ и Сунженский автономный казачий Округ (фактически ингушский, присоединённый в 1929 году к ЧАО не в качестве чеченских земель, а в качестве отдельного автономного образования), – есть не более чем «бонусы» от центральной власти, приданные ей с определённой политической целью – окончательно слить потом с Ингушетией – и могут считаться «исконно чеченскими» только условно и оспариваться с кем либо могут только «постольку поскольку». Как говорится, «Кремль дал – Кремль может и забрать, и передать, и оставить, и т.д.!».
Поэтому, отвечая согласием на требование чеченской стороны об «исторической справедливости» и «объективности», ингушская сторона вполне справедливо может потребовать от федерального центра вернуть Чечню в её «исторические границы», как того требуют сами чеченцы в отношении Ингушетии.
Пусть чеченские «братья» посмотрят по своим картам, что из себя представляла самоопределившаяся в 1922 году ЧАО без не только «исконно чеченских» частей Сунженского и Малгобекского районов, но даже без Грозненского (с городом Грозный), без Ачхой-Мартановского и иных равнинных районов, лежащих к северу от её гор, и столицей в селе Урус-Мартан, а вовсе не в Грозном и даже не в Гудермесе.
Совместно нажитое имущество – это затеречные территории, оставленные за восстановленной центральной властью страны в 1957 году ЧИАССР для расселения на них возвращающихся из ссылки горных чеченцев (чтобы не пускать их снова в горы) и ингушей из оставленного (с письменного согласия председателя Оргкомитета по восстановлению ЧИАССР, чеченца Гайрбекова) за СОАССР ингушского Пригородного района. Если чеченские «братья» о них забыли, то напоминаю: это – Наурский и Шелковской районы нынешней ЧР, в «сумме» превышающие всю территорию Ингушетии. Из ингушей, как известно, никто там не поселился, потому что у традиционно консервативных ингушей слишком сильны генетическая память и тяга к этнической родине, к «могилам предков».
Пусть чеченские коллеги ещё раз, напоследок, достанут свои карты и поведут на них пальцами по границам Чечни 1934 года и Чечено-Ингушетии – до и после 1957 года. Если чеченцы требуют по «справедливости»? Ведь справедливость не бывает однобокой.
Справедливость требует и справедливого раздела совместно нажитых территорий тоже, т.е. т.н. затеречных территорий бывшей ЧИАССР, а это предполагает необходимость раздела их пропорционально между разделившимися чеченской и ингушской сторонами, т.е. субъектообразующими этносами той республики,.
Чеченские «братья» не должны забывать, что ингушская сторона имеет все права требовать такого раздела этих территорий или же, на «худой» конец, потребовать от федерального центра вернуть их обратно в состав Ставропольского края, как бывшие в прошлом казачьи районы, если чеченская сторона «по справедливости» настаивает установить межу с Ингушетией по 1934 году, т.е. вернуть административные границы двух разделившихся республик к состоянию 1934 года, когда их слили в один субъект. Это, разумеется, цинично, но справедливо по истине – как того требует чеченская сторона. Если можно заявлять и требовать чеченцам, то почему нельзя ингушам? Тем более что для ингушской стороны это означает «автоматическое» решение проблемы с теми территориями, что находятся сейчас под юрисдикцией РСО-А. Но ингуши так не поступают не потому, что чего-то боятся или имеют на то меньше прав, умения, возможностей, а исходя исключительно из братских побуждений к чеченскому народу и собственного «эздел» (этикета).
Территориальное размежевание между Чечнёй и Ингушетией фактически уже состоялось, хотя и не совсем законное. Оно состоялось по факту «компактности» проживания чеченского и ингушского населения и согласно Соглашению, подписанному в 2003 году руководителями ЧР и РИ А.Кадыровым и М.Зязиковым в Магасе. Согласно этому Соглашению, в составе ЧР образован свой, чеченский, Сунженский район из трёх «отколовшихся» от ингушского Сунженского района селений (Серноводск, Ассиновская, Давыдеко) с центром в селении Серноводск. Фактически, в этом споре поставлена точка, хотя и довольна сомнительная в плане признания её легитимности ингушской стороной, если исходить из ст. 2 Закона РФ «Об образовании Ингушской Республики в составе РФ» от 04.06.1992 г.
Тут следует вспомнить и другое направление чеченской «экспансии» на современную Ингушетию. Это – попытки использовать т.н. орстхойский фактор, как один из формальных способов шантажа и давления на ингушскую сторону. Очевидно, что формальным «основанием» для этого берётся, помимо всего прочего, тот факт, что чеченец Джохар Дудаев являлся выходцем из многочисленного и широко в нахском ареале распространённого орстхойского тейпа ЦIечой, хотя его близкие родственники, в том числе родные братья, назывались ингушами.
Но даже этот фактор – орстхойский – тоже сомнителен и бесперспективен по сути. Потому что, единое орстхойское этническое общество – это уже далёкое прошлое из истории нахского сообщества, как одно из его «корневых» ответвлений, составившее впоследствии части современных чеченского и ингушского этносов, причём в ингушском этносе эта часть составляет почти его половину. Они есть сегодня те же ингуши, что и все остальные, корнями также уходящие в свои исторические родовые общества – то кхаькхалахой, то тIаргимхой, то фяппи, то цхьорой, то джIайрахой и т.д.
Если даже согласиться с тем, чтобы считать предгорную чечено-ингушскую равнину орстхойскими землями, как часто будоражит эту тему чеченская сторона, ссылаясь только на то, что предки современных «орстхойцев» жили на них до второй половины XIX века, то и это не более чем безвозвратно ушедшая в историческую глубину данность, не дающая сегодня никаких правовых оснований для претензий из-за них к ингушам со стороны современной Чечни. Наоборот, у современных Ингушетии и Чечни равные на эту равнину права на «наследование» – пропорционально по факту разделения потомков тех орстхойцев на чеченцев и ингушей. «Чеченские орстхой» живут в составе Чечни на своих исконных землях, а «ингушские орстхой» живут разбросано по всей Ингушетии, кроме её горной части. Все они потомки тех орстхой, что владели когда-то теми землями, которые составляют в том числе и части территории нынешних Сунженского и Малгобекского районов до их изъятия царской администрацией в XIX веке, осуществлённого, как известно из истории, в целях устроения на них казачьих линий в колонизаторских целях. Это означает, что, если исходить из принципа «наследования» территорий, как пытается обосновать свои претензии чеченская сторона, объявляя их чеченскими ещё и на том основании, что кто-то из путешественников на Кавказ когда-то назвал местных карабулаков (т.е. орстхойцев) чеченским племенем, то эти земли логически и фактически являются землями современных ингушей-орстхойцев – так же, как землями чеченцев-орстхойцев являются земли Ачхой-Мартановского, Урус-Мартановского и Грозненского районов нынешней Чечни.
А значит, исходя из той же логики и сложившейся исторической реальности, Сунженский и Малгобекский районы целиком, в устоявшихся административных границах, должны быть отнесены к Республике Ингушетия и должны быть признаны её составной частью, так как все ингуши, независимо от корней происхождения, есть сегодня единый ингушский народ, образовавший Республику Ингушетия.
Резюме по факту. В природе нет ни одного нормативно-правового акта или иного документа, указывающего на то, что современная Республика Ингушетия образована в границах Ингушской Автономной Области на момент её слияния с ЧАО в 1934 году. Отдельные высказывания ингушских деятелей или даже групп общественников в разные времена на митингах или в каких-то публикациях, обращениях и т.д. не могут приниматься в расчёт в решениях и делах государственной важности. А значит, и нет оснований заявлять, что за основу будущей административной границы Ингушетии с Чечнёй обязательно должна лечь именно эта или, вообще, какая либо иная дата (а тут, как сказано выше, можно брать множество вариантов). Республика Ингушетия, если об этом не знают чеченские «братья», образована в рамках реабилитации репрессированного ингушского народа на основании Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» и в соответствии с его волеизъявлением, выраженным на всеингушском референдуме 30 ноября 1991 года, и по факту распада в 1991 году Чечено-Ингушской Республики по вине в одностороннем порядке вышедшей из её состава чеченской стороны.
Поэтому, самое логичное, мудрое, достойное и выгодное для сторон в данном споре, представляется следующее: не накаляя ненужные страсти и не обостряя напрасно и глупо свои добрососедские отношения, принять за основу сложившие на момент распада бывшей ЧИР реалии и узаконить их во имя того самого братского единства, о котором с таким упорством не перестает заявлять чеченская сторона.
А это значит: признать и узаконить административную границу между Чеченской Республикой и Республикой Ингушетия, между фактически братскими народами, по периметру административных границ Сунженского и Малгобекского районов по состоянию на август-сентябрь 1991 года, отошедших тогда под юрисдикцию ингушских властей, включая пока ещё только формально отколовшиеся от Сунженского района РИ три населённых пункта: Ассиновская (жители которого в 1995 году письменно требовали считать себя в составе РИ), Серноводск и Давыденко. Тем более что именно такого подхода требует и ст. 2 Закона РФ «Об образовании Ингушской Республики в составе РФ» от 04.06.1992 г.