Ирина Дементьева: ВОЙНА И МИР ПРИГОРОДНОГО РАЙОНА (часть 2)

Такое поведение высшего российского чиновника, посланного из Москвы с миротворческой миссией, высказывания и действия подчиненных ему генералов должны, казалось бы, немедленно побудить президента всех россиян отозвать и потребовать отставки скомпрометировавших себя и его должностных лиц и военных. Но ничего подобного до определенного срока не произошло. Похоже, что Хижа и прочие получили заранее отпущение грехов. Что до военных, то они публично президентским обращением освобождались от движений совести и от сомнений в законности приказов. «Ваши действия защищены, – объявил президент, — и гарантируются законом и подтверждаются народом». Но может ли быть, чтобы Б.Н. Ельцин давал индульгенцию войскам на расправу с мирными российскими гражданами? Ведь, менее двух лет назад он обращался к тем же войскам с проникновенными словами: «Вам могут говорить, что с вашей помощью будет наведен порядок в обществе. Но разве можно считать наведением порядка нарушение Конституции и законов, а именно к этому вас толкают те, кто стремится решить политические проблемы с помощью силы армейских подразделений… Выполняя приказ… применять оружие против гражданского населения, вы становитесь орудием в руках темных сил реакции».

Войска были те же: Псковская воздушно-десантная дивизия, законы те же. Мог ли так измениться президент за столь короткое время? Даже зная уже о трагическом опыте октября 93 года, не забудем, что в Пригородном районе речь шла не о мятеже, не об опасности раскола армии и гражданской войны во всей России.

Но если предположить, что президент имел в виду не войну с гражданским населением, а боевые действия против армии другого государства, тогда все становится на свои места. Единственной армией, не подчинявшейся Верховному Главнокомандующему Б. Ельцину на Северном Кавказе, была чеченская армия. Теперь приобретают хоть какой-то смысл заключительные слова президентского обращения: «Честь и достоинство России, ее безопасность и территориальная целостность должны быть обеспечены».

Ведь не может этот пафос относиться к конфликту между жителями двух маленьких российских республик…

Перед поездкой во Владикавказ 31 октября 1992 г. вице-премьер Георгий Хижа располагал секретным решением Совета безопасности Российской Федерации, подписанным Скоковым. Надо думать, что лицо такого высокого ранга, как вице-премьер, получило и устные сведения особо конфиденциального характера. О чем шла речь? Реконструировать можно по случайным обмолвкам в доступных документах и высказываниях, увлеченного своей ролью, Г. Хижи. А главное, по тому, что происходило в те несколько дней.

Тогда секретарь Совета безопасности РФ Скоков попытался ввести цензуру в СМИ России, разослав на телевидение и в газеты несекретную выписку из секретного решения.

Но документ этот любопытен не этим естественным движением души Скокова, а внезапно возникшим чеченским мотивом. Средствам массовой информации России предписывалось не допускать «сообщений, провоцирующих эскалацию вооруженного конфликта, прежде всего со стороны руководства Чечни, как незаконно появившегося образования на территории Чечено-Ингушской ССР».

Г. Хижа, видимо, получил такой мощный толчок в Москве, что в первые сутки владикавказского гостевания все еще продолжал публично отрабатывать чеченский фактор. Растерянным осетинским журналистам, добросовестно пересказывавшим правительственные слухи о мощном ингушском наступлении, он сообщил, что «пока никакой другой опасности нет, кроме той, что постоянно возникает со стороны Чечни», и многозначительно заметил: «Вопрос должен найти какое-то решение», И еще раз: «Этот вопрос должен быть и поле зрения руководства России, и он должен быть разрешен».

Однако чеченцы проявляли не предусмотренную Москвой индифферентность, а Дудаев так и вовсе объявил о своем нейтралитете, Но прибывшую в Осетию миротворческую чеченскую миссию в присутствии Хижи 4 ноября не пропустили во Владикавказ. Досадное миролюбие чеченцев явно раздражало главу Временной администрации. Раздражение обратилось против генерал-полковника Саввина. Командующему внутренними войсками ставилось в вину, что он несвоевременно ввел их в зону конфликта. Саввин же упорно твердил, что не согласен с вводом войск в Ингушетию. Так до 10 ноября и не пришлось на плечах отступающей чеченской армии ввести русские танки в Грозный.

Трудно сказать, какую роль в этом очередном гениальном плане играл вице-президент Руцкой, но когда-то он в отсутствие президента уже пытался ввести ЧП в Чечне и стереть в порошок дудаевский режим, а добился безоговорочной консолидации чеченского народа и резкого роста авторитете президента Дудаева.

Кто придумал следующий неуклюжий ход, неизвестно. Но только «для недопущения массовых беспорядков и изъятий незаконно хранящегося оружия и боеприпасов у населения» 10 ноября в Ингушетию были введены войска. Тяжелые танки Т -72, большое количество бронетехники и десантных войск двинулись на Чечню. Именно на Чечню, поскольку между Чечней и Ингушетией никаких границ не было, да нет и до сих пор. Чеченцы из окрестных сел высыпали на дорогу, перегородили бензовозами шоссе, а Дудаев ввел чрезвычайное положение. Опять запахло большой кавказской войной.

На следующий день, 11 ноября, и о. премьера российского правительства Гайдар подписал с представителями Ингушетии и Чечни соглашение об отводе войск.

Затея с «ингушской агрессией» теряла для российского центра привлекательность. Участие в ингушском погроме славы русскому оружию не принесло. Очередная миролюбивая акция обернулась большой кровью и позором, правда, не очень громким. Российская пресса за редкими исключениями организованно отмалчивалась, а Запад, не имея пока интереса в этом непонятном кавказском котле, поостерегся вмешиваться в семейные дела россиян.

Все три «силовых» министра – Грачев, Баранников и Ерин, прибывшие накануне на театр военных действий, также негромко убыли. Саввин ушел в отставку. Ушел и Хижа.

Можно было сомневаться в мотивах поведения вице-премьера Г. Хижи, но его намерения объявлялись публично, распоряжения не расходились с намерениями, и даже личные симпатии к осетинскому руководству он не счел необходимым скрывать. Трудно предположить, что Хижа не предвидел жертв и разрушений, последовавших за его приказами. Но там, где бывалые генералы с отвращением отворачивались, он шел до конца. Генералам советовал изжить «тбилисский синдром». Он знал, что отвечает только перед теми, кто его назначил, и не ошибся. Когда пришло время, он ответил и за дилетантизм московских политиков, и за собственное усердие. Хижа исчез с политического горизонта.

IV. БОРЬБА ЗА МИР

Все войны кончаются. Окончилась и эта.

И наступил мир.

И этот мир был нов, хотя образы его странно что-то напоминали.

В начале лета на знаменитом приграничном Черменском круге, где сходятся для официальных встреч и тихих деловых переговоров осетины и ингуши, где обмениваются заложниками и информацией, представители северо-осетинского Минздрава передавали ингушскому Минздраву под наблюдением специалистов российского Минздрава пятерых пациентов республиканской психиатрической больницы. Передавали, так сказать, но принадлежности: все пятеро – ингуши.

День стоял солнечный, больные выглядели ухоженными. «Мы берегли их больше своих», – сказала главврач из Владикавказа. Стороны были явно довольны друг другом, выражая готовность к новому «диалогу». Общую атмосферу благодушия чуть было не испортил больной Магомед А. Он плакал, не хотел расставаться с друзьями по палате, с врачами, которых любил. Откуда было знать Магомеду А., что невозможность совместного проживания осетинских и ингушских душевнобольных узаконена специальным постановлением парламента Северной Осетии. Умалишенный он и есть умалишенный.

В пятидневной осетино-ингушской войне Черменский интернат слабоумных оставался островом благоразумия в сумасшедшей бойне. Когда нормальные жители, постреляв друг в друга, покинули в разных направлениях село, слабоумные взяли судьбу в собственные руки, проявив при этом образцы здравомыслия и взаимопомощи. Деление людей по пятому пункту оказалось их слабому уму недоступно. Так их и застали вошедшие в Чермен российские носимые всех вместе, Говорят, и этот интернат собираются расформировать: осетин в одну сторону, ингушей – в другую.

И не нашлось в тот день ни одного крепкого умом, кто бы, оглянувшись окрест, вопросил: а чем что мы здесь занимаемся?

Наступил мир, доступный пониманию лишь скудного ума. Одна российская республика силой оружия победила другую российскую республику. А сама Россия, как если б воевала Никарагуа с Гватемалой, «ковала победу» одной из них.

Ингуши во Владикавказе и Пригородном районе Северо-Осетинской ССР были частично истреблены и полностью вытеснены, депортированы за границы Осетии. В северо-осетинской прессе любят сравнивать прошлогодние трагические события с гитлеровской агрессией. Стилистика статей и речей дело вкуса, но, воспользовавшись предложенной аналогией, следует продолжить ее в область практической идеологии: когда-то гитлеровцы, захватив какой-нибудь советский город и закопав часть жителей во рвы, вывешивали плакат – «Judenfrei», свободно от евреев. В Осетии плакатов «свободно от ингушей» не вывешивают, но в письме в «Известия» благонамеренная жительница республики пишет: «Без ингушей воздух во Владикавказе стал чище».

Давно ли осетинский писатель-демократ Коста Хетагуров отстаивал достоинство горцев – осетин и ингушей – от невежественного высокомерия владикавказской чиновничьей прессы. Ныне все 33 республиканских писателя со страниц «Северной Осетии» обращаются к своему народу с предложением провести референдум на тему: «Жить ему с ингушами или не жить на своей земле». Инженеры человеческих душ советуют – не жить. Оргкомитет второго съезда осетинского народа объявил ультиматум российскому президенту: «вопрос о совместном проживании ингушей с осетинским народом должен быть снят с повестки дня… В противном случае оргкомитет оставляет за собой право поднять свой народ для вооруженной борьбы».

И, наконец, сессия Верховного Совета республики озвученный писателями тезис превращает в закон. Постановление Верховного Совета Северной Осетии о невозможности совместного проживания осетин и ингушей, не имеющее аналогов в современной истории, кроме нюрнбергских расистских законов, принятых при Гитлере, поставило каждого ингуша вне закона на территории Северной Осетии. Это заставило нынешнего главу Временной администрации В.Д. Лозового обратиться к североосетинским депутатам:

«Я вынужден выразить сожаление, что вы не поддержали предложение снять злополучный тезис о невозможности совместного проживания. Я еще и еще раз прошу вас вернуться и подумать. Вы представляете гордый и мудрый народ своей республики. Я понимаю ваше требование справедливости, но двух справедливостей, так же, как двух правд, не бывает! Правда только одна. У вас сегодня великий исторический шанс показать свою мудрость, чтобы потом честно смотреть людям и своим детям в глаза, а вас добрым словом поминали бы ваши внуки и правнуки. Найдите в себе мудрость и мужество решить по справедливости и стать выше политической конъюнктуры во имя и на благо своего народа».

В.Д. Лозовой нашел сильные и точные слова, но они не тронули депутатов. Возможно, депутаты задумались бы, если бы услыхали такую речь со всероссийской трибуны,, но там ее никто не произнес. В беседах с журналистами, в том числе и зарубежными, А. Галазов не афиширует владикавказские законы. Он напоминает только, что не может гарантировать безопасность возвращающихся в Пригородный район ингушей. Автобусы с ингушами забрасываются камнями по дороге в четыре села черты оседлости, определенной президентским указом. Так граждане исполняют закон своего Верховного Совета. Они не хулиганы и не бандиты, не штурмовики, и не нацисты, они просто заняты общественной работой. Потому и сельские сходы на казенную тему «Нет совместному проживанию» напоминают хорошо подготовленные партийные собрания.

Хотя дело далеко зашло, и осетинам, действительно, легче без ингушей. Пролита кровь одной и другой стороной. Сто пять погибших осетин – большая утрата не только для их близких, для маленького народа – это заметная потеря. Пролитая кровь никого не делает лучше. Ингуши тоже пестуют образ осетина, наделенного нечеловеческими пороками. Ненависть редко бывает справедлива, она всегда с перебором. Год такого мирного сосуществования на обоих народах сказался не лучшим образом.

Все войны кончаются миром. За мнимой войной последовал мнимый мир. Мнимый, но не бескровный. За послевоенный год около ста убитых с двух сторон, убийцы не найдены. Теракты, хулиганство, месть, провокация, разбой – кто знает?

А уж как его укрепляли, этот мир. Кто только за год не мирил осетин и ингушей – старейшины, женщины, религиозные деятели, Кирсан Илюмжинов, народные дипломаты и просто дипломаты, конфедерация горских народов, навоевавшись в Абхазии, и та готова была надеть «голубые папахи», и вот, наконец, президент Ельцин.

А толку — чуть.

Позволю себе личное впечатление, поскольку присутствовала при начале пятигорско-кисловодского процесса, затеянного через два с половиной месяца после трагедии председателем Палаты национальностей Р. Абдулатиповым и С. Шахраем (Госкомфедерация) под эгидой общественного движения «Сенежский форум». Казалось, соберутся умные, опытные люди из разных северокавказских республик, накопившие исторический опыт совместного проживания, люди, которым, несомненно, есть что сказать, знающие, как помирить два народа и устроить их совместную жизнь. Результатом этого галочного мероприятия были два заседания: одно для всех в Пятигорске с короткими выступлениями представителей общественных движений Кавказа, и другое на следующий день в роскошном Кисловодском отеле при закрытых дверях, и только руководители республик. Выдающимися при таких форумах бывают только банкеты. К тому же беда двух народов близко стояла у порога, и наше чревоугодие казалось пиром во время чумы.

В марте при очередной встрече (уже без всякой общественности) были приняты кисловодские соглашения под двусмысленным заголовком «Соглашение о мерах по комплексному решению проблемы беженцев и вынужденных переселенцев на территории Ингушской Республики и Северо-Осетинской ССР».

Вскоре, конечно, выяснилось, что Руслан Аушев «комплексное решение» понимал как всестороннее обустройство ингушских беженцев, Ахсарбек Галазов, напротив, как включение в число беженцев всех, прибывших в Северную Осетию: из Южной Осетии, из Грузии, из Таджикистана, казаков из Чечни и Ингушетии, турок-месхетинцев из Средней Азии и других. На этих беженцев Москва выделила значительные гуммы. Председатель Совмина Северной Осетии С. Хетагуров удовлетворенно сообщил согражданам: «Мы получили хорошую подпитку».

Очевидное военное неравенство сторон продолжилось в явном дипломатическом превосходстве команды Владикавказа. Среди ингушей ходят легенды о могущественном осетинском лобби в Москве. Из кругов, близких руководству Ингушской Республики, исходит рассказ о невероятном событии. Был подписан Указ президента РФ (№ 407) с пунктом 4 о передаче всей полноты власти на территории ЧП Временной администрации, т. е. по существу о введении федерального правлении. К нему было подколото сопроводительное письмо парламенту на утверждение, и – чудо: пока указ доставляли из Кремля до Белого дома, п. 4 исчез, в подписанном же указе оказался совсем другой пункт. И все в Пригородном районе осталось по-прежнему.

«Я еще не политик, я еще только учусь, — говорит о себе Аушев. — У меня одно перед многими политиками преимущество, я не держусь за власть. Мне это не нужно. Я в своей жизни навоевался, накомандовался, мне этой власти на несколько жизней вперед хватит..». Однако и Аушев извлек для себя уроки, и следующие его шаги были более осмотрительны. А решительности ему и прежде было не занимать, достаточно вспомнить его отставку с поста заместителя главы Временной администрации по Ингушетии. Не сработался с Шахраем?». «Нет, — отвечал Аушев. — Шахрай – умный, грамотный, но срабатываться не в чем, проблемы-то не решаются». Сказал и улетел в Москву. Ингуши, однако, никуда от себя его не отпустили, избрав первым президентом своего первого, какого уж ни на есть, государства. Хочется верить, что, учась на политика, Аушев не заучится, как другие, и не задавит в себе прямого и честного человека; да стань он более «искушенным», он не будет понятен своему народу, у которого тоже только одно преимущество: еще не имевший своего государства, он не выварен во всех щелоках нашего развитого социализма.

Аушеву, профессиональному военному, нужен мир, чтобы дать народу передышку, вернуть ему вкус к жизни. Фестивальное словосочетание «борьба за мир» наполнилось для Ингушетии реальным смыслом.

Что-то такое в зоне осетино-ингушского конфликта понял, кажется, В. Поляничко. Чувство это достаточно субъективное и уже не перепроверишь: я, вероятно, была последним из журналистов, говоривших с ним. Для подробной беседы он в субботу пригласил приехать к нему во Владикавказ в начале следующей недели, а в воскресенье его убили. Убийцы не найдены (хотя возможности к этому были). Версии разные, вплоть до того, что Поляничко заинтересовался во Владикавказе аферами с цветными металлами, продажей их за границу. Эта версия недавно попала в прессу и вызвала, говорят, во Владикавказе большой интерес, однако строить догадки поостерегусь. А вот то, что он вник в ингушскую проблему и за короткий срок руководства Временной администрацией успел заметно ее продвинуть, — это так. Главное, изучив вопрос, информировал президента, и тот впервые, да еще на людях, переговорил с Галазовым жестко. После этого появилось совместное обращение президента Б.Н. Ельцина и председатель Совета министров В.С. Черномырдин» к народам Северной Осетии и Ингушетии, призвавшее людей к взаимному великодушию, возобновлению добрососедства, конструктивной, миротворческой работе.

В ту субботу, 31 июля, в Назрани состоялся чрезвычайный съезд народов Ингушетии. Поляничко, видимо, чуть опоздал и незаметно сел где-то в задних рядах. Не выступал, только слушал. А когда все встали, не заметить его было уже невозможно, рост и облик у него были поистине генеральские. Съездом он был доволен, и, хотя среди выступлений были достаточно резкие, какой-то камень, похоже, свалился у него с души, возможно, чего-то наговорили, ждал худшего. И, не зная, что я бывала в этих местах, стал меня уговаривать не тревожиться, все идет правильно, и народ здесь хороший, все верно понимает. Тут он сказал фразу, которую, я уже цитировала в оперативной заметке из Назрани, что ингуши, к сожалению, слишком оглядываются назад, на свою незадачливую судьбу, а идти вперед с повернутой назад головой нельзя. В словах его я уловила (отчасти к своему удивлению, репутация у Поляничко в нашей среде была не из лучших) обыкновенное сочувствие, желание что-то сделать для этих людей.

Да, он уже и делал, даже учредил Фонд помощи беженцам и твердо стоял за возвращение их к местам прежнего проживания. Во вторник в кабардинском городе Терек было назначено заседание смешанной комиссии, стороны должны были утвердить названия четырех сел Пригородного района, куда в первую очередь вернутся ингуши. Встреча состоялась, но это была опять очередная затяжка времени. Его смерть на полгода отодвинула определение этих четырех сел, они названы только в декабре, после поездки Б.Н. Ельцина на Северный Кавказ. Но назвать — не значит осуществить. А Поляничко был человек дела. Коллеги по Временной администрации помнят его как очень сильного, жесткого, мужественного, но и доброго человека. Вспоминают его слова, фразы. Корреспонденты его как-то спросили, при каких обстоятельствах он мог бы приказать войскам открыть огонь, и он ответил: «Только салют!». Однажды выразил кому-то: «Народ умнее всех правительств и администраций»…

Но это слова человека, пожелавшего послушать народ не только на митингах. Сейчас в Северной Осетии проходят сельские сходы, протестующие против указа президента Ельцина о возвращении ингушских беженцев для начала в четыре населенных пункта Пригородного района. Среди контраргументов, выдвигаемых «народом»: сперва дайте оценку агрессии, найдите и осудите убийц. Но, как хорошо известно организаторам сходов, речь идет о первых 15 тысячах человек, «отфильтрованных» прокуратурой и комиссиями, среди них нет преступников. Значит, дело в чем-то другом?

Правда о вооруженном столкновении, конечно, нужна.

Одна из причин ее торможения, наверняка не главная, — как сказать ее, не обидев ни одну сторону. Сначала ее хотят сгладить, усреднить, вогнать в рамки межэтнического конфликта… Но в любом случае ставить в зависимость от обнародования этих оценок житейское существование шестидесяти четырех тысяч человек, преобладающая часть которых — дети, и бессердечно, и экономически невыгодно, и просто абсурдно.

В поездке Б.Н. Ельцина все и обнажилось. Идет нажим, торг. Вы нам оставляете Пригородный район, мы будем дозировать возвращение туда ваших людей. Но торг есть торг, в нем тем более желательно присутствие закона, а здесь им и не пахнет.

Все войны оставляют победителей и побежденных. В этой победителей нет, есть победитель — Ахсарбек Галазов.

Конечно, придет время, осетинский народ воздаст ему по заслугам, но время не только приходит, но и уходит, на то и расчет.

Антигалазовская оппозиция еще за два месяца до вооруженного конфликта обращалась к президенту России с просьбой «детально разобраться не только с политической ситуацией, но и фактами намеренного обострения межнациональной напряженности, проконтролировать расходование финансов, направляемых российским правительством в Северную Осетию». Люди, знакомые с политической кухней Владикавказа, предупреждали: «В Северной Осетии уже давно произошло размежевание между коррумпированными, аморальными и вороватыми властями, с одной стороны, и народом — с другой»…

Ну, и где эта оппозиция? А. Галазов сначала объявлен в Северной Осетии «человеком года», теперь избран первым президентом республики. Демократическая оппозиция режиму замолкла и, чтобы не быть обвиненной в национальном предательстве, либо ушла в сторону, либо слилась с властями в едином национально-патриотическом порыве. В списке итогов пятидневной войны в Пригородном районе это едва ли не главный.

Но победить оппозицию мало. И генетическая память А. Галазова подсказывает ему слова, достойные сталинской речи: «Органам внутренних дел и безопасности необходимо повести решительную борьбу против провокаторов и шептунов всех мастей и окрасок». В общем, оппозиции обещана Колыма.

Конечно, трудно понять: Осетия всегда отличалась своей интеллигенцией, и осетины справедливо гордится многими именами, составившими славу не только маленькой республики, но и всей России. Но обмануть интеллигенцию несложно, она сама обманываться рада. И не обязательно искать примеры за рубежом, когда целый народ был бы обманут фальшивой идеологией и обслуживающей ее пропагандой. А мы во всем бывшем Союзе давно ли очнулись? И разве слышен был бы голос Сахарова, когда б гремели военные оркестры, а телевидение и газеты ежедневно сообщали, что враг у порога.

Есть, однако, аргументы, их никакой музыкой не заглушить — экономика. Может быть, вопреки наветам процветает при Галазове Северная Осетия, и режим, как бы ни морщились от него оппозиция и просто порядочные люди, тем не менее обеспечивает гражданам безбедную жизнь, а России – изрядные поступления в казну? Насчет безбедной жизни умолчим, о том особый разговор, а вот о поступлениях в казну есть точные количественные данные. В одном из июньских номеров прошлого года газета «Сегодня» опубликовала любопытную таблицу разницы между суммой федеральных налогов и суммой дотаций регионам в расчете на душу населения. За исключением Республики Коми Северная Осетия в прошлом году больше всех получила из общей казны и меньше всех вложила в нее. Чтобы понятнее было, насколько велика эта дыра в федеральном кармане, нужно еще сказать, что все вместе — Тува, Татарстан, Дагестан, Калмыкия, Карелия, Бурятия, Саха-Якутия, Марий-Эл, Кабардино-Балкария, Башкирия, Чечня и Ингушетия да еще Камчатка и Иркутская область наделали меньше проторей России, чем одна эта маленькая северокавказская республика. В каком-то смысле это мы с вами, российские налогоплательщики, вооружаем этот регион так, что по количеству. военного металла на душу населения нет ему равных в мире. Это мы с вами оплатили убийство каждого осетина и каждого ингуша, погибшего в бессмысленном и исторически бесперспективном конфликте.

Надо отдать должное Галазову. Не поступаться принципами – не его лозунг. Галазов – успешливый и прагматический политик.

О цели своей он всегда помнит. Он может, конечно, не угадать, попасть впросак — велика инерция стиля, но отряхнется, постарается забыть, постарается, чтоб и другие забыли, и те, кто должен забывать,— забывают, остальные — неважно

Уж как сумел усложнить и без того непростую проблему беженцев, обложив ее правильными словами «поэтапно», «ненасильственно», «комплексно», «места компактного проживания». Сколько преград поставил, а они все-таки возвращаются. Жизнь берет своё. В Чермене живут уже две с половиной тысячи ингушей, в Карца, под самым Владикавказом, – полторы. Стихийно, не дожидаясь конца переговоров, вернулись на свои пепелища десять тысяч человек. Вот этой простой необоримости жизни не учел Галазов и… стал отставать. И уже не скажешь, что и в политике он не отстал, если Владикавказ в дни годовщины трагических событий – все о подвигах, о славе, о готовности отразить новую агрессию, а Назрань в те же поминальные дни не забывала сказать благодарственные слова о соседях-осетинах, спасавших у себя ингушские семьи, а таких случаев — сотни. И жаль, что имена этих людей во Владикавказе по-прежнему нельзя произнести вслух. А ведь в них-то (а не в «компактном расселении») надежда, в них-то и есть подлинная победа жизни над враждой.

V. ХОЛОДНАЯ ТОЧКА

Защита жизни и права граждан, ингушей ли, осетин, — это смысл и цель существования Временной администрации. Для того и вводилось чрезвычайное положение в зоне конфликта. Законом о ЧП РФ предусмотрена особая форма правления на территории его действия. Исполнение закона, кстати, сделало бы совершенно излишними споры о введении федерального правления в Пригородном районе — оно уже законом о ЧП было предусмотрено, если б не Указ президента от 4 ноября 1991 года. По этому Указу, исправлявшему предыдущий, изданный за день до него, Временная администрация, по существу, лишалась административных прав на территории Северной Осетии, т. е. в зоне конфликта. Там продолжали действовать старые и новые законы СО ССР и принимались бесчисленные новые постановления, резко противоречащие стабилизации обстановки, сохранилась вся исполнительная власть, формально подчиненная Временной администрации, а по сути откровенно игнорирующая ее. В селах Пригородного района оставались осетинская милиция, ОМОН, республиканская гвардия.

Временная администрация в сложившихся условиях для защиты жизни тех же ингушей вынуждена отдать приказ подчиненным ей войскам не пропускать их на территорию Пригородного района. Создалась нелепая ситуация: российские войска и представители федеральной власти даже в ранге вице-премьера, оказались в роли исполнителей позорного постановления Северо-Осетинского парламента!

Любой осетин, честный ли человек, мародер ли, имеет право, никого не спрашивая, приехать в села Пригородного района. Из сожженных ингушских домов, — а их там более трех тысяч, теперь уже нечего унести. Снимают отопительные батареи, унитазы, увозят кирпич из стен. Ингуш к своему бывшему дому не может подъехать иначе, как записавшись за неделю, где-то там его еще проверят, профильтруют, посадят в автобус, и в сопровождении бэтээра с солдатами он отправится в небезопасное путешествие: бывало, что целыми автобусами брали в заложники, забрасывали камнями, вытаскивали из салона и избивали. Пятерка юных испуганных конвойных против трех десятков матерых боевиков – какая защита?

Само существование в таких условиях Временной администрации становится в большой мере бессмысленным. Первый закон административной системы — чем меньше ожидаемый результат, тем большее число чиновников должно его добиваться. По этой причине количественный состав Временной администрации неуклонно растет: сейчас, кажется, его собираются увеличить еще на 600 человек. Уютный Владикавказ, где устроились большей частью командированные из Москвы, следует считать не горячей, а теплой точкой. Осетинские власти внимательно присматривают за ними и усердных поощряют. Можно бы счесть это выдумкой, кто бы поверил в такую откровенную покупку, если б не свидетельство осетинской же газеты: «За семь с половиной месяцев 1993 года приказами МВД СО ССР поощрены 268 военнослужащих войсковой и оперативно-следственной групп, что составило 6520 тысяч рублей».

О следственной группе – разговор особый. Сотни убитых, пропавшие без вести (их в Ингушетии только официально зарегистрировано все еще более 300 человек), не захороненные трупы родственников, кое-как присыпанные где-то землей, подростки с одичалыми глазами, умирающие на чужих матрацах отцы бывших семей – сам дым очагов Назрани со стойким привкусом беды и преступления. А много ли мы знаем приговоров? Но речь сейчас не о том. Жизнь продолжается, требует устройства и порядка. Республика создана, может, и «на бумаге», но граждане-то в ней живые и ставят перед Временной администрацией обыкновенные житейские вопросы, которые она не решает. Почему?

Второй год Ингушетия по существу живет в блокаде. Железнодорожные грузы с гуманитарной помощью, с остро необходимыми вещами доходят до станции Беслан (Северная Осетия), обеспечить их прохождение дальше на Ингушетию (всего-то шесть километров до следующей ингушской станции Долаково) ни Временная администрация, ни приданные ей войска не могут. Из-за одного этого шестикилометрового перегона по территории Северной Осетии грузы приходится завозить кружным путем через Астрахань. Много ли нужно солдат, чтобы от станции Беслан сопроводить грузы до Ингушетии? Во имя чего тогда находится здесь такой огромный и дорогостоящий армейский контингент?

Государство выделило миллиарды на обустройство беженцев. Их не отдают пострадавшим ингушам и даже объясняют почему. Во-первых, деньги не осваиваются, во-вторых, деньги-то предназначены не ингушским изгнанникам, а для «комплексного решения проблемы беженцев» (так указано в известных Кисловодских соглашениях). И надо сказать — отвечают им правильно. Ингуши средства освоить не могут, так как их к своим разрушенным домам не пускают, а уж о стройматериалах, и механизмах речи нет.

Все это можно объяснить только тем, что глава Временной администрации, каковы бы ни были его личные качества, ограничен в своих действиях и мало что может. Должно быть, но этой причине главы надолго не задерживаются. За год они менялись семь раз. И едва ли не все, как когда-то генерал Филатов, следовали «тексту», составленному для них Галазовым.

Уж сколько надежд возлагали на Шахрая, и он сделал поначалу все, чтобы ничем не походить на своего предшественника Г. Хижу. Во Владикавказе поселился на территории общевойскового военного училища, облачился в форму российского офицера-десантника, ел из солдатского котла. В Назрани, где не было гостиницы, поставили на запасном пути списанный пассажирский состав для командированных, где одно из жестких купе занимал С.Шахрай.

В отличие от Хижи, не пересекавшего, как известно, границу Ингушетии, Шахрай уже через три дня после своего приезда, 17 ноября, выступил в Назрани на площади. Никому не обещал скорого благополучия, но возвращение ингушей, в места их прежнего компактного проживания в Пригородном районе от имени Временной администрации гарантировал. Однако это трудно сделать, предупредил он, пока не будут разоружены незаконные формирования на территории Северной Осетии.

А уже через две недели на брифинге во Владикавказе выступил с не меньшей убежденностью: «Это существующие по решению правительства Северной Осетии, поддержанному и Временной администрацией, формирования. Идет тщательный учет оружия, боевой техники и личного состава этих подразделений».

«Я не противоречив, а диалектичен», – сказал Шахрай журналистам. Да, диалектику учил он не по Гегелю. Все еще находясь во Владикавказе, он и на ингушских беженцев взглянул иначе: «Проблему беженцев будет решать комплексно, ведь под эту категорию подпали и ингуши, и осетины, и русские, покидающие Ингушетию и Чечню». Как будто во время пятидневной войны с кровью выдавили из Пригородного района не ингушей, а граждан Грузии или Узбекистана. Что до казаков, вернее, русских (русские на Северном Кавказе, как и в других республиках – особая проблема), то их изображают нескончаемым потоком беженцев в Северную Осетию, хотя, по данным миграционной службы самой Северной Осетии, русских прибыло в республику 473 человека, сколько убыло – не сообщается. Для остатков строится потемкинская деревня под Владикавказом.

Вторым после «комплексного решения» изобретением С. Шахрая, была запись в трудовых книжках депортированных ингушей: «уволен по соглашению сторон».

Издевательский смысл записи очевиден, хотя, возможно, автор счел это компромиссом.

Воздух, что ли, во Владикавказе такой, что обладает убедительной силой воздействия на российских наместников? Среди пяти следующих команд уже не нашлось охотников по примеру Шахрая питаться из солдатского котла или спать на жесткой полке в Назрани. К весне из ингушской столицы убрались дольше других задержавшиеся следователи из объединенной группы Прокуратуры РФ, МБ и МВД. А к лету отпала нужда м в самой гостинице на колесах, поезд в буквальном смысле ушел. А с ним и последние надежды депортированных на заботу о них Временной администрации.

Уже находясь в Москве, Шахрай в интервью «Известиям» (10 января) выскажет далеко идущую мысль: «Наше государство ослаблено, а в слабом государстве не может быть и примата формального права». Ну, тогда конечно…

Во Владикавказе, (не в Назрани!) Шахрай доверительно сообщил слушателям, что сам он родом терский казак из ближних мест. В ходе предвыборной кампании он съездил в казачьи края за голосами, и пообещал, что юг России станет особым приграничным районом страны, и казакам (как в прошлом веке, – И.Д.) там найдется дело. В ответ он получил чин полковника и казачью экипировку, Что ж, камуфляжную форму десантника он уже носил, теперь самое время надеть маскарадную казачью. Остается только надеяться, что у Сергея Михайловича хватит такта не навесить себе пару Георгиевских крестов за урегулирование осетино-ингушского конфликта.

Но как все-таки случилось, что «победители» забрали себе столько власти, создавая тем самым проблему, вышедшую даже за рамки осетино-ингушского конфликта? Они отказываются признавать российские законы на территории своей республики, отказываются от переговоров, как метода решения политических конфликтов. Беспрецедентная зависимость Владикавказа от Федерации позволяла употребить власть, не употребляя силы, разъяснив осетинскому руководству губительные последствия для республики и ее руководителей беззаконного своеволия. Можно было напрямую обратиться к обманутому осетинскому народу.

Тогда, год назад, выбрали другой путь. Возможно, потому, что Дудаев казался из Москвы опасностью еще большей для Российской державы. Кстати, сам Дудаев, не исключено, был готов тогда на глубокие компромиссы, но казачья идеология оказалась сильнее здравого смысла. И Назран