Исса Костоев, представитель президента России в Ингушской Республике, вернулся в Назрань днем 31 октября. В Москве ему не удалось сделать ничего из того, что он считал обязательным и неотложным. Следователь по особо важным делам российской прокуратуры, профессиональный аналитик, он видел внутреннюю связь событий, знал, чем все может кончиться, но предотвратить ничего не успел. Он много раз то через контрольное управление, то телеграммами просил президента принять его и не получил никакого ответа.

А из Назрани ему звонили каждый день. И каждый день новости были одна тревожнее другой. Мчавшийся по сельской улице БТР задавил девочку-ингушку.

Водителя следствие сочло невиноватым. Через день работник МВД Северной Осетии застрелил двух ингушей. Убийцу освободил из-под стражи прокурор республики. К толпе возбужденных ингушей прибыла группа осетинских милиционеров. В столкновении убиты три ингуша и два милиционера. Милиционеров хоронили с почестями, присутствовали сам Галазов и члены правительства…

Костоев видел, что осетинская милиция смело идет на обострение ситуации, и догадывался, кому и зачем это нужно.

Стихийное возмущение ингушей нужно было остановить, не дать втянуть себя в обреченную вооруженную борьбу. Безоглядные эмоции, а может быть, и честолюбие некоторых авторитетных ингушских деятелей толкали их в умело поставленную западню. 24 октября в Назрани на объединенной сессии трех райсоветов было решено блокировать въезды и выезды в ингушских селах Пригородного района, собрать добровольцев в отряды самообороны и подчинить их штабу в составе руководителей райисполкомов и ОВД.

Когда генерал юстиции Исса Костоев узнал об этом, он понял, что осетинское руководство получило в свои руки «казус белли» – повод к войне: создание незаконных органов власти на своей территории. Собравшийся на закрытое экстренное заседание Верховный Совет СО ССР предъявил ультиматум: немедленно разблокировать въезды и сдать оружие. Иначе это будет сделано силой.

Стремительное движение к гибельному краю мог остановить только президент. Ему через помощников переданы были Костоевым все документы. Но президент его не принял.

Наконец, казалось, повезло. На 27 октября Б.Н. Ельцин назначил встречу со своими представителями на местах. Костоев передал записку: со дня на день произойдет беда, выслушайте меня. Он еще не знал, что в этот день Верховный Совет Северо-Осетинской ССР утвердил положение о национальной гвардии и народном ополчении. Это было грубым нарушением Конституции, но с Конституцией в России никто никогда не считался. К этому дню было завершено вооружение самостоятельной североосетинской армии. Армию создают, чтобы воевать. Записка была единственной, не заметить ее было невозможно, и все же встреча не состоялась.

Через день совещание у Хижи, но председатель Совета безопасности северокавказских регионов Георгий Хижа имел очень смутное представление о предмете разговора. К чести Хижи, он довольно быстро признал это, и они договорились увидеться на следующий день, чтобы ему разобраться в предыстории проблемы. Костоев пришел, но и эта встреча не состоялась. Сказали – болеет. А утром – звонок из Назрани. Это было 31 октября – день, объявленный во Владикавказе началом ингушской агрессии.

Костоева взял на борт своего самолета генерал Саввин, вылетевший в Северную Осетию. Прямо из аэропорта «Беслан» Саввин на военном вертолете переправил его в Назрань. Уже там, вечером, Костоев узнал, что Хижа во Владикавказе.

ВЛАДИКАВКАЗ, 31 ОКТЯБРЯ 1992г.

Сергей Шойгу и Геннадий Филатов прилетели в Беслан на своем самолете поздно вечером. Гайдар позвонил Шойгу утром в Екатеринбург, где тот остановился по пути в Сибирь, и попросил немедленно лететь во Владикавказ. Между осетинами и ингушами, по словам первого вице-премьера, возник вооруженный конфликт, обстановка сложная, и председателю ГКЧС следует помочь вылетевшему туда вице-премьеру Хиже. Шойгу захватил с собой своего заместителя генерал-полковника Филатова.

Возбужденная толпа на площади перед зданием Верховного Совета требовала то отставки правительства Северной Осетии, то вмешательства армейского корпуса, но больше всего – вооружаться, захватывать армейские склады и вооружаться.

В кабинете председателя А. Галазова собралось все местное и приезжее руководство. Галазов докладывал Хиже ситуацию. Из доклада следовало, что рано утром ингуши напали на Черменский пост, разоружили воинское подразделение, захватили несколько бэтээров и движутся в сторону Владикавказа. Ингушские бандитские формирования, говорил Галазов, хорошо организованы и вооружены. Идут тяжелые бои в Чермене и других селах. Днем Галазов выступал по местному телевидению с речью, вызвавшей тревогу во всей республике.

Он сравнил происходящее с началом Великой Отечественной войны. У Шойгу сложилось впечатление, что мало кто владел обстановкой. Было много неразберихи, и еще его удивляло, что в помещение, где собралось все осетинское руководство, вице-премьер России, прибывшие многозвездные генералы и сам министр безопасности Бзаев, врывались прямо с улицы какие-то люди и кричали, что у них убили детей, захватили и увели куда-то родителей, выгнали из дома стариков.

- Георгии Степанович, – убеждал Хижу Галазов, – вы же видите, если мы не выдадим оружия, нас разнесут.

Предсовмина Северной Осетии Хетагуров поддерживал Галазова и говорил, что надо выдать для вооружения не менее 15 тысяч автоматов. Позже станет известно, что осетинами захвачены в заложники жена и дочь начальника штаба корпуса генерал-майора Скобелева.

Галазов и Хетагуров уже впрямую требовали оружия. Нас, осетин, убивают, говорили они, а вы раздумываете, давать ли людям оружие или нет.

По распоряжению Хижи, согласованному по телефону с Гайдаром и Грачевым, были в ту же ночь развезены по райвоенкоматам и розданы 642 единицы стрелкового оружия: автоматы, пулеметы, гранатометы и боеприпасы к ним. Кроме того, выделили еще 18 боевых машин пехоты (БМП).

Но Хетагуров был недоволен. Сергей Шойгу выдал боеприпасы для нужд МВД Северной Осетии, но этого мало – своим распоряжением он выделил еще и 57 тяжелых танков Т-72. И, «вспомнил» об этом, только когда ему на следствии предъявили его письмо к командиру войсковой части. «Кто-то должен был взять на себя ответственность, я не побоялся этого сделать. Экипажи были армейскими», — пояснил Шойгу. Да, экипажи выдали, напрокат. Жители ингушских сел, увидят, что их дома крушат русские танки и танкисты тоже – русские.

Между тем толпа перед зданием Верховного Совета и Совета Министров то воодушевлялась, то затихала не сама по себе. По наблюдению генерал-полковника Саввина, она была кем-то специально организована для оказания давления. Еще одна толпа, руководимая невесть откуда взявшимся прокурорским работником, осадила учебный центр военного училища в Комгароне, шесть офицеров были захвачены и поставлены к стенке, и тогда нападавшим уступили. Забыли предупредить курсантов, охранявших оружие. Курсанты стреляли в воздух, а когда у них кончились патроны, толпа растерзала двух мальчишек, проучившихся всего полгода. В прессу ушло сообщение, что это сделали ингуши. «Известиям» пришлось потом извиняться.

ИЗ ДОСЬЕ «ИЗВЕСТИЙ»

Осенью 1991 года Управлением сельского хозяйства Пригородного района приобретены 21 БРДМ-2 с приборами ночного видения, радиостанциями, фильтровентиляционными установками.

9 июня 1992 года во Владикавказе были захвачены 12 самоходных артиллерийских установок (САУ 2С 1) калибром 122 мм.

10 июня захвачена центральная артбаза, с которой похищено 14 «КамАЗов» с боеприпасами и свыше 14 единиц стрелкового оружия. Руководил нападением предсовмина Южной Осетии О. Тезиев. К ответственности не привлекался.

По неуточненным данным, в распоряжение МВД СО ССР накануне вооруженного конфликта прибыл эшелон с 24 единицами БТР-80 с полным вооружением.

На 4 ноября 1992 года, по данным военной контрразведки, похищена одна БРДМ, одна 85-мм пушка, 2 пушки БМП, 307 автоматов, 788 пистолетов, 15 пулемётов, 93 карабина и большое количество боеприпасов.

МВД СО ССР в октябре 1992 года, по данным североосетинских официальных органов, располагало 1085 автоматами, 304 автоматическими пистолетами Стечкина, 118 противотанковыми гранатометами СПГ-9, 11 зенитными установками, 68 крупнокалиберными пулеметами, 36 бронетранспортерами, 1016 гранатами.

По данным североосетинских официальных органов, на вооружении национальной гвардии и народного ополчения 826 автоматов, 23 пулемета и гранатомета, 53 единицы БТР-80, 4 единицы БМП. (Официальные данные, надо полагать, занижены).

***

Гелисханова Р.З., адвокат, (бывший адрес – Владикавказ, ул. Шмулевича, 20, кв. 27, ныне живет в Назрани):

«30 октября у нас был семинар в Минюсте. Прошел обычно. Я поехала в Ленинский РОВД. Я была поражена, что весь коридор и напротив расположенный актовый зал были завалены мешками с песком. На мой вопрос, что это такое, сотрудник ОВД ответил: «Будем обороняться против ингушей». Я была в ОВД между 12 и 12.30.

31-го утром забрали мужа и всех соседей ингушей, а около 12 дня по указанию директора «Экспериментмебель» Дзуцева моя квартира была взломана и заселена семьей омоновца».

(Во Владикавказе жили около 17 тысяч ингушей, работавших различных учреждениях и на предприятиях города.

Уже к исходу дня 31 октября большинство из них были арестованы, а в первых числах ноября не осталось ни одной семьи. Ингушский район частной застройки «Шалдон» сожжен дотла, около 600 государственных квартир со всем содержимым перешли новым хозяевам.)

НАЗРАНЬ, 31 ОКТЯБРЯ 1992 ГОДА

Площадь перед административным зданием в Назрани к началу дня была до краев заполнена народом. Многие мужчины прихватили оружие, кто охотничье, кто боевое. Цена автомата в тот день на Назрановском рынке поднялась со 150 до 400 тысяч.

Люди стали собираться еще с ночи, когда первые гонцы из Октябрьского разбудили родных. Накануне, 30 октября, днем на автобусной остановке выстрелом с крыши был убит житель Дачного молодой парень Яндиев, а вечером начался обстрел ингушских кварталов Камбилеевки и Октябрьского. Стреляли из крупнокалиберных пулеметов и то ли минометов, то ли каких-то ракетных установок. Огонь велся, похоже, с крыш многоквартирных зданий райцентра Октябрьское.

Толпы назрановцев и жителей других ингушских городков и сел объединял на площади один вопрос: нас опять убивают, за что? Молодежь требовала идти разобраться с осетинской милицией. Но, как и сама республика не была еще государством, так и толпа на площади не были боевым соединением. Люди опытные пытались остановить этот вал, но их уже никто не слушал. На «Жигулях», автобусах и «КамАЗах» они ринулись к Чермену – ближайшему селу на территории Северной Осетии. Назрановская милиция перекрыла шлагбаумом шоссе, кто-то врезался на машине в шлагбаум, после чего и самих милиционеров подхватил человеческий поток. К вечеру стало известно: на Черменском перекрестке толпа разоружила подразделение патрульно-постовой службы, захватила шесть бэтээров, отпустив российских солдат, в самом селе вступила в бой с осетинской милицией, есть жертвы с той и с другой стороны. В тот страшный день были в Чермене и разбой, и поджоги, и взятие в заложника.

Наконец-то ингуши совершили то, к чему их долго понуждали, – взялись за оружие.

По владикавказскому телевидению и в газетах Северной Осетии сообщалось: рано утром 31 октября колонна хорошо вооруженных ингушских боевиков в сопровождении бронетехники в районе села Чермен пересекла границу суверенной Северной Осетии и двинулась на Владикавказ. Одновременно отдельные бандформирования вторглись в осетинские села с флангов. Началась заранее спланированная вероломная агрессия ингушей против соседней республики. Телефонная связь с Владикавказом 31 октября оказалась прерванной и восстановилась только на следующий день. Разговоры с Хижой получались у Костоева сумбурными и заканчивались многообещающей фразой вице-премьера: «Мы шутить не будем!»…

ИЗ ДОСЬЕ «ИЗВЕСТИЙ»

Ингушская сторона, по официальным данным, к началу конфликта располагала 176 автоматами, 7 пулеметами, 5 гранатометами, 90 противотанковыми гранатами, 500 лимонками. Данные, очевидно, не учитывают стрелкового оружия, приобретенного частным образом.

Бузуртанов Иса Юнусович, проживавший в с. Камбилеевское (ныне в Назрани):

«Еще до 30-го по нашим улицам начали разъезжать БТРы, останавливаясь у осетинских домов, шла открытая раздача оружия. В ночь с 30 на 31 октября мы в полной мере осознали безвыходность нашего положения. После 22 часов Камбилеевский химзавод дал продолжительную сирену, были даны сигналы тревоги и на других предприятиях. И тут началась интенсивная стрельба по нашим домам. Первый выстрел произвел БТР, ушедший по ул. Маяковского в сторону пятиэтажек. Полоснув длинной очередью, он скрылся, и тут начали стрелять уже со всех сторон.

Ночью, примерно в 4 часа, нас стали обстреливать из гранатометов со стороны ветлечебницы по ул. Речной, автоматическое оружие в это время не смолкало. Огонь гранатометов сделал свое дело, запылали наши дома.

К утру 31 октября в начале восьмого этот ад утих. Часам к 9 прибыла делегация во главе с замом генерала Савина, как он представился, а, также Сикоев, зам. министра ВД СО ССР Куштов Якуб и Татиев Руслан. Произвели осмотр разрушенных и обстрелянных домов, поговорили с народом. Сикоев и генерал начали оправдываться, говоря, что больше обстрела не будет, виновные понесут наказание. И в этот самый момент начался очередной обстрел. Сикоев тут же занервничал, забегал, начал звонить, и немного времени спустя они уехали, оставив нас в неизвестности».

Это вряд ли была «делегация». Все четверо, надо думать, съехались с разных сторон: заместитель командующего В.Н. Саввина – генерал И. И. Каплиев, комендант Владикавказа С. И. Сикоев, председатель Сунженского райсовета Руслан Татиев и член Народного совета Ингушетии Якуб Куштов. Многие очевидцы событий вспоминают, что между Каплиевым и Сикоевым там же произошел резкий разговор.

Как ни странно, события этой ночи никак не отразились ни в осетинской, ни в центральной прессе, хотя и всплыли потом в официальных материалах, кому-то недоступных, кем-то невостребованных. Через год на запрос «Известий» руководитель объединенной следственной группы А. Щукин ответил: такая версия есть, отрабатывается. Все еще отрабатывается! А ведь будь она следствием отработана, А. Галазов не имел бы возможности по сей день повторять заведомую версию о заранее спланированной агрессии ингушских национал-экстремистов.

II. ПОДЖОГ

Стремительное развитие осетино-ингушского вооруженного конфликта похоже было на распрямление туго сжатой пружины. Без понимания того, как и кем сжималась эта пружина, невозможно увидеть за цепью событий движение интересов. Поэтому придется, извинившись перед читателем за разрыв в сюжете, вернуть его к свидетельствам и документам, которые позволят ему самому найти причинно-следственные связи между, казалось бы, случайными происшествиями и исторической подоплекой продолжающейся «холодной войны» между двумя республиками, начав с рассказа жителя с. Октябрьское Башира Бузуртанова. Таких или похожих свидетельств — сотни.

«Я, Башир Бузуртанов, – потомственный шолхиевец. В Шолхи (теперь – Октябрьское) похоронены мои дед и отец. Отцу, когда он вернулся из ссылки, не разрешили поселиться в родном селе. Он мечтал выкупить свой дом, но новые хозяева отказали. С этой занозой в сердце он умер. В июле 1990 года, выполняя его завещание, я купил дом в Шолхи, на это ушли все отцовские сбережения. А 2 августа мне во двор забросили зажженные факелы. Это такие палки с ветошью на конце, намоченные соляркой. В то время там еще жил осетин Дзанагов, который продал мне дом, он и потушил факелы. Хмурые Дзанаговы просили меня взять обратно деньги, иначе осетинские неформалы обещали их убить за то, что продали дом ингушу. Неформалы им говорили, что есть какое-то постановление. Взять деньги я отказался. В ту же ночь в 2 часа облили дом соляркой и забросили факел. Тушили пожар мы с женой и старики Дзанаговы. Иные соседи и хотели бы помочь, но боялись руководства и неформалов. Пришел Тотров, председатель сельсовета, ругал Дзанаговых, потом беседовал со мной. Он посоветовал мне немедленно покинуть пределы СО АССР. Был я у первого секретаря райкома КПСС Джусоева Петра. Он сказал, что ингуши жаловаться на осетин не имеют права. Он потребовал оставить Купленный дом и уехать жить в Назрань».

Дзанаговы и Бузуртановы еще могли бы ужиться, но неформалы сказали правильно: постановление было. Не одно, а даже три. Первое — в хрущевскую оттепель, когда, исправляя «перегибы культа личности», восстановили Чечено-Ингушскую АССР. Предваряя массовое возвращение ингушей на родину, Совмин СО АССР секретным циркуляром (№063) еще в 1956 г. запретил учреждениям и частным лицам продавать дома или сдавать площадь под квартиры ингушам. Ингуши все-таки дома покупали, прописывались и селились. Естественно, не «за так». Руководство СО АССР, опасаясь, что ингуши все-таки опять укоренятся на своей бывшей родине, решило закрыть все щели. Ходы в союзное правительство у него всегда были, и Совмин СССР в 1982 году издал постановление № 183 «Об ограничении прописки граждан в Пригородном районе Северо-Осетинской АССР». Несекретное постановление не упоминало «лиц ингушской национальности», но все знали, кому нужно ограничивать прописку. Тем не менее, ингуши продолжали выкупать дома, строить новые и давать за это взятки, правда, уже большие. Перестройка и развивающиеся в связи с ней демократические тенденции принесли новые огорчения руководителям республики, понимавшим, что ингуши, укоренившись, захотят легализовать свое положение, в частности, и для того, чтобы не платить чудовищные поборы.

В 1989 году Съезд народных депутатов СССР принял декларацию «О признании незаконными, преступными всех актов против народов, подвергшихся насильственному переселению». Дело шло к возвращению Пригородного района. Декларация вызвала резко отрицательную реакцию и у неформалов, и у руководства СО АССР. Бывшие враги объединились. Университетский профессор Галазов, занявший антиингушскую позицию, стал секретарем рескома КПСС, пришел к руководству республикой. При нем пропагандистский аппарат заработал в полную силу и сумел внедрить в сознание общества глубоко негативное отношение к ингушам как к народу. Неожиданно помог ему и развал коммунистической идеологии с ее декоративным табу на национальную нетерпимость. Это позволило впоследствии бывшему лидеру коммунистической партии говорить об ингушском народе как о змее, пригретой на осетинской груди.

14 сентября 1990 г. Верховный Совет СО АССР принимает третье постановление, запрещающее уже на территории всей республики куплю-продажу жилых домов и других строений на праве личной собственности. Протест Генерального прокурора России оставлен без внимания. Но в Москве уже работали комиссии Верховного Совета РСФСР, признавшие обоснованность требований ингушского населения о возврате ЧИАССР Пригородного района в его границах до 1944 г. И тут подоспела как раз драка между осетинами и ингушами из-за огорода в селе Куртат. 19 апреля 1991 г. не только в этом селе, но и во всем Пригородном районе, а заодно и в г. Владикавказе было введено чрезвычайное положение. А через неделю Верховный Совет РСФСР, руководимый Б. Н. Ельциным, почти единогласно все-таки принял закон «О реабилитации репрессированных народов» с его 3-й и 6-й статьями, предусматривающими возвращение прежнего статуса территории. Как того и опасались осетины, нетерпеливые ингушские лидеры тотчас стали требовать исполнения закона, отмены чрезвычайного положения. Московские власти безмолвствовали, как бы забыли о принятом законе.

Пресса Северной Осетии заполнилась статьями, оправдывающими депортацию вайнахов Сталиным. Начальник пресс-центра МВД СО Заур Дзарахов издевательски предложит ингушам объявить сбор средств и поставить в Назрани памятник отцу народов Сталину за то, что он отправил ингушей в глубокий тыл и тем самым дал им «возможность выжить, сохранить генофонд нации».

Проще простого, однако, объяснить, что антиингушская направленность осетинского общества есть только результат массированной правительственной пропаганды. Нисколько не умаляя влиятельности пропагандистского аппарата и силы его воздействия, нужно знать, что жители Северной Осетии, несмотря на семидесятилетнюю, ни разу не прерывавшуюся традицию доверия советской власти, все-таки сумели бы отличить явную ложь от правды. При двух условиях: если бы имели независимый источник сведений и если бы не существовало объективных причин их страха перед ингушами.

К таким неосознанным и замкнутым на дне души чувствам относится, надо полагать, и давний комплекс вины. Изуверство Сталина и Берии не только в том состояло, что три тысячи осетин в числе многих других представителей народов Кавказа были мобилизованы для участия в выселении соседнего народа, но и в том, что поощрили, а иногда и принудили занять чужие дома с еще теплыми чужими постелями, с неостывшей едой на плите, с недоенными коровами в хлеву. Как бы потом ни изощрялись политики и публицисты в оправдание содеянного, здоровое нравственное чувство народа обмануть невозможно. Единственное, что может его облегчить, – это ответная и большая вина соседей.

Но то эмоционально-психологические причины страха. Есть и другие, более осознанные. Благодатные земли Пригородного района всегда кормили Владикавказ и будут его кормить, кто бы на них ни жил, – ингуши, осетины, русские. Таковы законы экономической географии. Но плотность населения, по данным республиканской статистики, там и так велика – 127 человек на квадратный километр и будет неуклонно повышаться за счет естественного прироста ингушского населения (на 1000 человек – 15,6, у осетин – 6,4). Даже термин придуман – агрессивная рождаемость, замещающий военную агрессию. Молодежь до трудоспособного возраста составляла у ингушей 37,3 процента населения (соответственно у осетин — 26,7). Демографы говорят, что все равно через столько-то лет осетины окажутся в этом районе национальным меньшинством, и тогда ингушский базар во Владикавказе станет политическим фактором.

Через год с лишним, 4 июня 1992 г., Верховный Совет РСФСР сделал следующий шаг, – был принят Закон «Об образовании Ингушской республики в составе Российской Федерации».

Оставалось определить границы республики и избрать парламент. Бывший председатель Госкомнаца В. Тишков склонялся к идее проведения выборов в парламент Ингушской республики и на территории Пригородного района Северной Осетии, в местах компактного проживания ингушей. Осетинские представители наотрез отказались даже обсуждать это предложение.

26 октября 1992 года, после ряда заседаний Президиума ВС РФ, на которых обсуждался осетино-ингушский – нет, еще не конфликт – вопрос, было предложено смешанной комиссии с участием осетинских и ингушских представителей подготовить решение. Для осетинской стороны сесть за стол переговоров означало признать наличие проблемы. Не принимать далее участие в обсуждении – пойти на открытый конфликт с правительством, Верховным Советом, президентом, в свое время подписавшим оспариваемые законы. Для владикавказских руководителей дипломатический провал был опасен не только потерей политического лица. В парламенте республики раскручивался скандал с обвинениями в коррупции. Кто-то из высших руководителей отправил дочку за границу, кто-то оказался в связи с продажей ценных металлов за рубеж и исчезнувшей валютной выручкой. Хорошая встряска могла бы повернуть общественное мнение. Вполне возможно, что к тому времени осетинские руководители приняли решение любой ценой окончательно закрепить за собой Пригородный район. Теперь это можно было сделать, только вытеснив ингушей за его пределы и установив жесткую военную границу между двумя республиками.

В этой сгустившейся атмосфере страха и недоверия друг к другу любой заброшенный за забор факел, любое новое уличное убийство было чревато взрывом. Так и случилось.

ИЗ ДОСЬЕ «ИЗВЕСТИЙ»:

ОТ КАКОГО НАСЛЕДСТВА МЫ НЕ ОТКАЗЫВАЕМСЯ?

Совершенно секретно.
Народному комиссару государственной безопасности
товарищу Берия Л. П.

Докладываю, что к погрузке переселяемых чеченцев и ингушей было приступлено к 5.00 23.02 1944 г. Всего было принято для конвоирования и отправлено 180 эшелонов по 65 вагонов в каждом, с общим количеством переселяемых 493.269 человек. В среднем по 2.740 человек на эшелон. Срок пребывания эшелонов в пути составляет от 9 до 23 суток, а в среднем 16 суток. В пути следования народились 56 человек, сдано в лечебные заведения на излечение 285 человек, умерли 1272 человека…

Начальник конвойных войск НКВД СССР
генерал-майор (Бочков).

Государственный Комитет обороны
Товарищу СТАЛИНУ И.В.,
26 февраля 1944г.

В связи с выселением чеченцев и ингушей, включить в состав:

…Северо-Осетинской АССР – Ачалукский, Назрановский и Пседахский район – в существующих границах, а также – Пригородный район, за исключением его южной высокогорной части, и часть Сунженского района.

…Предполагалось раньше включить в состав Кабардино-Балкарской АССР два района – Пседахский и Малгобекский. Однако… нашли целесообразным Пседахский район передать Северной Осетии, тем более что после предполагаемого переселения балкарцев, которые занимают территорию около 500 тысяч гектаров, кабардинцы получат освободившиеся земли.

Л. БЕРИЯ

Впоследствии, как следует из Указа ПВС «О ликвидации Чечено-Ингушской АССР…» от 7 марта 1944 года нашли возможным и Пседахский, и Малгобекский районы передать Северной Осетии, да еще, удовлетворив просьбу Совнаркома и обкома ВК(б) этой республики, включить в нее город Моздок Ставропольского края с прилегающими к нему населенными пунктами, а также Курпский район Кабардино-Балкарии. «Благодаря постоянным заботам большевистской партии, лично тов. Сталина… территория нашей республики увеличилась до 50 процентов», — говорил в одном из докладов секретарь Северо-Осетинского обкома ВКП(б) И.Д. Купов.

Из Указа Президиума Верховного Совета СССР (без опубликования в печати) от 16 июля 1956 г.

«Учитывая, что существующие ограничения в правовом положении находящихся на спецпоселении чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей в дальнейшем не вызываются необходимостью, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:

1. Снять с учета спецпоселений и освободить из-под административного надзора.

2. Установить, что снятие ограничений по спецпоселению с лиц, перечисленных в статье первой настоящего Указа, не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда они были выселены».

«Особая папка. Совершенно секретно»

(Из записи Комитета Государственной безопасности при Совете Министров СССР в ЦК КПСС от 1 апреля 1957 года № 682-Е).

В нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 июля 1956 года бывшие спецпереселенцы ингушской национальности неорганизованно и в массовом порядке возвратились к прежним местам жительства…

Докладывая об изложенном, Комитет государственной безопасности считал бы целесообразным поручить Совету Министров РСФСР срочно принять меры к устранению причин, вызывающих нездоровую обстановку в Северо-Осетинской АССР.

Председатель Комитета Государственной безопасности
при Совете Министров СССР И. СЕРОВ.

Несомненно, шеф КГБ, озабоченный осложнением политической обстановки в Северной Осетии, не мог не знать, что запрет на возвращение чеченцев и ингушей на родину уже три месяца как отменен.

В один и тот же день (9 января 1957 года) почти под одинаковым заголовком («О восстановлении Чечено-Ингушской АССР…), один в развитие другого, изданы два Указа, союзный и российский, резко противоречащие один другому. Первый отменяет, как утративший силу, Указ «О ликвидации Чечено-Ингушской АССР…» и, следовательно, возвращает республику в границы февраля 1944 года. Второй, российский Указ, в перечне возвращаемых Чечено-Ингушетии районов не упоминает Пригородный район, чем делает восстановление ее в прежних границах невозможным, а возвращение ингушей на родину весьма проблематичным.

Исса Магомедович Костоев, опытный правовик, переворошил кипы бумаг в архивах, пытаясь отыскать хоть какой-то серьезный, пусть по тем временам, законодательный акт, закрепляющий Пригородный район за Северной Осетией. И – не нашел! Более того, до 1978 года по Конституции Чечено-Ингушетии Пригородный район числился в ее составе, и только после 1978 года Северная Осетия внесла его в свою Конституцию. При строго юридическом подходе, если опираться на единственно правомочный документ во всей этой цепочке указов – Указ «О восстановлении Чечено-Ингушской Республики», отменивший репрессивные акты, то Пригородный район все эти годы принадлежал и принадлежит Ингушетии. Если, конечно, по примеру Северной Осетии не взять единственно за основу сталинско-бериевский Указ о депортации и ликвидации республики.

Декларация Верховного Совета СССР «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению и обеспечении их прав», принятая Съездом народных депутатов СССР под аплодисменты 14 ноября 1989 года, и Закон «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 года, подписанный председателем. Верховного Совета РФ Б.Н. Ельциным, не оставляют на этот счет никаких сомнений. Они вновь и вновь безоговорочно утверждают, что «утрачивают силу все акты союзных, республиканских и местных органов в отношении репрессированных народов, за исключением актов, восстанавливающих их права».

Тем не менее, судьба нового Закона «О реабилитации…» сложилась драматично, его первым противником стало руководство КПСС.

Из открытого письма народного писатели Чечено-Ингушетии, делегата I съезда писателей СССР Идриса Базоркина Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву М. С. (июнь 1991 г.).

«Я вступил в кандидаты партии в 1942 году, когда немец бомбил нефтепромыслы г. Грозного. Я был военным корреспондентом и верил в силу партии.

Я получал партбилет в 1944 году 24 февраля. Последний партбилет в уже не существующей Чечено-Ингушской республике. Мой народ в тот день уже сутки был в пути, изгнанный из собственного дома, а часть его была расстреляна на месте.

Наконец 26 апреля 1991 года Верховным Советом. РСФСР был принят Закон «О реабилитаций репрессированных народов». Так справедливость этого Закона не вызывала сомнения ни у одного порядочного человека. У нас был настоящий праздник.

Но вот Постановление Секретариата ЦК КПСС от 13.06.91 г. «О некоторых проблемах, связанных с реабилитацией репрессированных народов». Это постановление, направленное на блокирование Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов», направленное на провокацию межнациональных конфликтов, поставило последнюю точку.

Я отсылаю вам свой партбилет, так как считаю невозможным для честного человека состоять в партии врагов народа».

Самому крупному ингушскому писателю Идрису Базоркину довелось встретить август 1991 года, пережить возрождение надежд и новое их крушение: подписанный президентом РФ 4 июня 1992 года Закон «Об образовании Ингушской республики в составе Российской Федерации» декларировал новое государственное образование на бумаге: без территории, без границ, без столицы, без управленческих и хозяйственных структур и связей, с трудоизбыточным населением. Зато упомянуты «интересы казачества и возможность расширения его самоуправления» и установлен переходный период до марта 1994 года. До этого срока писатель уже не дожил.

На второй день осетино-ингушского конфликта 82-летний прозаик был увезен из своей владикавказской квартиры, в заложниках оказалась и его семья. Позже, под давлением общественности, Базоркин был отпущен в Назрань. Утрата своего дома и архива (квартира занята, судьба архива неизвестна) и, главное, трагедия его народа подорвали силы писателя. Весной 1993 года Идриса Базоркина не стало.

III. ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

Около 3 часов ночи Хижа, Шойгу и Филатов отправились в загородную резиденцию отсыпаться. Только уснули, как их разбудил шум боя.

Командующий внутренними войсками Саввин ночевал в кабинете начальника училища и, узнав об интенсивной перестрелке у правительственной резиденции, отправил туда наряд. Наряд доложил: «Свои стреляют». Наряд испортил спектакль, и стрельба прекратилась.

Большая часть сообщений о происходящем, как отмечали председатель ГКЧС Шойгу, его заместитель генерал-полковник Филатов и командующий внутренними войсками генерал-полковник Саввин, были вымыслом и инсценировками. Особенно этим отличались МВД Северной Осетии, МБ республики и их пресс-центры. Казалось, пересказываются эпизоды заранее сочиненного сценария. То военные, то сотрудники МБ докладывали периодически о движущихся откуда-то ингушских танках, о прорвавшихся ингушских бэтээрах, об ингушской артиллерии. Сообщения преимущественно делались в устной форме, а решения нужно было принимать немедленно.

Шойгу доложили, что в ингушском населенном пункте Мужичи, по оперативным данным, обнаружены два самолёта СУ-25. Он приказывает вертолетам вылететь туда для проверки, а ему со смехом объясняют, что в горном селе Мужичи народ сроду асфальта не видел, не то, что взлетной полосы для Су-25. Еще накануне конфликта командующему внутренними войсками поступили информация из МВД Северной Осетии о выдвижении танков со стороны Чечни, бронеобъектов со стороны Ингушетии, об обстреле административных зданий и Пригородном районе. Всякий раз проверка показывала, что сообщения не соответствуют действительности.

В дни вооруженного конфликта интенсивная разведка, в том числе с воздуха, опровергала данные осетинской стороны о наличии у ингушей какой-то стройной системы вооруженных формирований. Не было у них ни бронетехники, ни танков, ни реактивных установок «Град». Но авторитетность источников, среди которых были не только силовые ведомства республики, но и государственные деятели, заставляла еще и еще раз проверять поступающие сообщения.

Судя по заявлениям руководства Северной Осетии, то в одном, то в другом месте ингушские вооруженные формирования захватывали отделы внутренних дел. В Октябрьском у Саввина находился для связи офицер, и достаточно было снять трубку, чтобы убедиться: его опять обманули.

И все-таки без конфуза не обошлись. То, что произошло в тот день в Дачном, Чермене и на Черменском круге, можно объяснить только тем, что военных поставили в положение актеров, знакомых с сюжетом пьесы, но не знающих ролей и вынужденных импровизировать. Прибывший парашютно-десантный полк Псковской дивизии ВДВ отправился сразу для прикрытия Чермена. Начали они выдвигаться под вечер, и, когда разведрота на БМД подошла к Чермену, прозвучали выстрелы. Командиру показалось, что по ним открыли огонь. В темноте по ошибке подошли не к Чермену, а к Дачному. Открыли «ответный» огонь по окраинам Дачного. Одна боевая машина, разворачиваясь у моста, подорвалась на мине, погибли два десантника. Вторая, БМД, как доложили командиру, захвачена противником (впоследствии выяснилось – заблудилась и заехала в Назрань).

Десантникам почудились танки. Комполка сообщил находившемуся в штабе корпуса заместителю командующего ВДВ генералу Чиндарову, что он ведет бой и огонь очень плотный, плотнее, чем в Афганистане. Около часу ночи очередной доклад – уже о столкновении с неизвестными бронесилами. Саввин по телефону связался с Чиндаровым, и тот подтвердил, что ведет тяжелый бой, а на вопрос о потерях ничего не мог сказать. Прибывший в штаб корпуса Саввин застал ра